Он отстраняется, лицо ничего не выражает, глаза все еще пылают недовольством. Но он не произносит ни слова. Играет в молчанку. Как по-взрослому! Он захлопывает мою дверцу и садится за руль, наобум вливаясь в поток машин и не обращая внимания на других участников дорожного движения.
— Дом Кейт вон там, — указываю я, когда он с ревом несется в другую сторону.
— И? — достается мне лаконичный односложный ответ.
О, ради всего святого!
— И... там я живу, — твердо заявляю я. Он не уничтожит мне ночь окончательно. После выпивки у нас с Кейт получаются одни из лучших дискуссий за чашечкой чая.
— Ты останешься у меня. — Он даже на меня не смотрит.
— Нет, это не входило в условия сделки, — напоминаю я ему. — У меня есть время до восьми утра, прежде чем ты снова меня отвлечешь.
— Я изменил условия сделки.
— Ты не можешь менять условия сделки!
Он медленно поворачивает ко мне лицо.
— Ты же изменила.
Я отшатываюсь, бросая на него самый презрительный взгляд, но не могу придумать, что сказать. Он прав, я действительно нарушила условия сделки, но только потому, что его условия чертовски неразумны! Откидываюсь на стеганую спинку мягкого кожаного сидения и сдаюсь. В любом случае, до восьми часов осталось всего восемь.
***
Мы подъезжаем к «Луссо», и я стону. Клайв видит меня только в пьяном состоянии или когда меня усталую несут на руках. Открываю дверцу и осторожно встаю на ноги. Джесси внимательно за мной наблюдает. Без сомнения ждет, когда я споткнусь, чтобы подхватить меня и создать у Клайва впечатление, что я снова в хлам.
Что ж, он будет разочарован. Спокойно закрываю дверцу и иду в фойе. Я не должна шататься, я не должна шататься. Добираюсь до фойе, все еще в вертикальном положении, и, проходя мимо, вежливо киваю Клайву, но он не произносит ни слова. Он кивает мне в ответ, а затем переводит взгляд на Джесси. Когда он снова опускает голову, даже не поздоровавшись, я понимаю, должно быть, он заметил свирепое лицо Джесси. Фыркаю про себя, захожу в лифт и вежливо жду, пока Джесси войдет внутрь.
— Тебе нужно сменить код, — бормочу я, набирая код разработчика. Ему нужно лишь уведомить охрану, и они немедленно этим займутся.
Он не произносит ни слова. О, он действительно хорошо играет в молчанку. Поднимаю глаза и вижу, что он пристально на меня смотрит, изучая, его лицо совершенно ничего не выражает. Уверена, он вот-вот на меня набросится и устроит какой-нибудь трах в стиле Джесси. Будет ли это вразумляющий трах или трах-напоминание? О, вероятно, трах-извинение! Мой подвыпивший мозг наслаждается этой мыслью, но затем двери лифта открываются, и он выходит первым, заставляя меня следовать за ним. Я в шоке. Я бы жизнь поставила на то, что он на меня набросится. Ну ладно, мы еще не в его квартире.
Он открывает дверь и, даже не взглянув в мою сторону, входит внутрь. Я захлопываю за собой дверь и иду за ним на кухню, где он достает из холодильника бутылку воды. Он делает несколько глотков, прежде чем сунуть ее мне.
Даже не пытаюсь ее оттолкнуть. Прошлая суббота и воспоминание о больной голове, когда я пришла в себя, — достаточный мотив, чтобы принять его предложение. Под его бдительным оком пью воду, а закончив, ставлю пустую бутылку на столешницу.
— Повернись, — приказывает он.
О, началось! Во мне вспыхивают миллионы фейерверков, когда я выполняю его команду, отворачиваясь от него, мое либидо кричит, кожу покалывает. Ощущение его теплых рук, скользящих по моим плечам, заставляет меня сжать челюсти и сделать успокаивающий вдох. Он хватается за молнию платья и медленно ведет ее вниз, делая акцент на скольжении рук по моим бокам, когда стягивает его вниз по телу, по ходу, становясь на колени. Чувствую легкий удар по лодыжке, и выхожу из материала, лужицей растекшегося у меня под ногами, поворачиваюсь, глядя на него, стоящего передо мной на коленях.
Он смотрит на меня снизу вверх, медленно поднимаясь на ноги и ведя носом между моих грудей, пока не достигает горла. Он дышит мне в шею. О да, как обычно мысленно умоляю я его.
Впившись в меня губами, он покусывает и облизывает мою нежную плоть. Кожа горит от желания прикоснуться к нему, мне хочется его схватить. Но я знаю, это будет сделано на его условиях.
— Хочешь, чтобы мои губы оказались на тебе, Ава? — тихо спрашивает он.
У меня перехватывает дыхание, когда его голос вибрирует у меня над ухом. Я глубоко вздыхаю.
— Ты должна произнести это слово. — Он касается губами моего уха. У меня дрожат колени.
— Да, — говорю я с придыханием.
— Хочешь, чтобы я трахнул тебя, детка?
— Джесси. — Я вздрагиваю, когда он гладит меня между ног.
— Я знаю. Ты хочешь меня. — Он кусает меня за мочку уха, серебряные гвоздики стукаются о его зубы. Я вздрагиваю, задыхаясь и отчаянно в нем нуждаясь. Но затем он отстраняется, оставляя меня бушующей массой гормонов стоять перед ним. — Стой здесь, — строго приказывает он и уходит.
Он все еще одет в костюм, я смотрю, как он отходит от меня и открывает шкаф, что-то оттуда вынимая. Шоколадная паста? Мой пульс учащается.
Он спокойно возвращается ко мне. Я пробегаю глазами по его поджарому телу, наслаждаясь тугой выпуклостью в паху. Нетребовательно и терпеливо жду, пока он неторопливой походкой приблизится ко мне. Когда он, наконец, достигает меня, то становится близко-близко к моему лицу, овевая горячим, мятным дыханием, его губы скользят по моим щекам, глазам, подбородку, наконец, мягко останавливаясь на губах.
Мурлычу от чистого удовольствия, открывая рот, но он прерывает поцелуй и начинает спускаться вниз по моему телу. Меня накрывает шквал жара, короткие, резкие вдохи становятся сдавленными и неровными. Спустившись ниже, он задевает носом кружевные трусики, заставляя мои руки взлететь и схватить его за плечи для опоры. Он одаривает меня понимающей улыбкой и снова начинает подниматься, прижимаясь ко мне всем телом.
— Ты так отзываешься на меня, — шепчет он мне на ухо.
Я вздрагиваю, переводя дыхание.
— Да.
— Знаю. Это... так... чертовски... заводит. — Он отходит от меня на шаг. Что он делает? Он поднимает руки, и в одной из них я замечаю свое платье. А в другой... ножницы.
Неужели он сделает это? Он спокойно раскрывает ножницы и касается ими подола моего платья. Затем, очень медленно, разрезает пополам, а я смотрю на него, разинув рот. Черт возьми, похоже, он это сделал. Платье за пятьсот фунтов? Я даже не могу найти в себе силы остановить его или крикнуть. Я совершенно ошеломлена.
Не довольствуясь тем, что пятисотфунтовое платье-табу разорвано на две части, он спокойно разрезает его еще на несколько лоскутков, прежде чем без единой эмоции, спокойно и четко, положить искромсанную материю и ножницы на кухонный островок. Он поворачивается ко мне. Я обретаю дар речи.
— Не могу поверить, что ты это сделал.
— Не играй со мной в игры, Ава, — предупреждает он, само спокойствие и сдержанность. Он засовывает руки в карманы брюк и внимательно на меня смотрит, я стою перед ним, явно ошеломленная. Весь алкогольный дурман полностью испарился. Я мыслю здраво, уравновешенна и абсолютно поражена демонстрацией его, так называемой, силы.
— Ты, — я тычу пальцем ему в лицо, — сумасшедший!
Его губы образуют прямую линию.
— Я, черт возьми, чувствую это. Тащи свою задницу в постель!
Что? Тащить задницу в постель? Этот мужчина уже за гранью безрассудства — он совершенно невозможен. Чувствую, как хмурю брови. Если я проведу еще немного времени с этим мужчиной, то придется колоть ботокс еще до того, как мне исполнится двадцать семь.
— Я не лягу с тобой в постель! — Я сбрасываю туфли, разворачиваюсь и ухожу, оставляя позади кухню и своего медленно закипающего надзирателя. В одном нижним белье и с платьем, порезанным на дюжину лоскутков, я в полной заднице.
Поднимаюсь по лестнице, всю дорогу пыхтя и топая ногами. Мне хочется кричать! Он буйнопомешанный гребаный псих! Ворвавшись в спальню, замечаю на краю кровати свою спортивную сумку, но знаю, там нет одежды. Я узнала об этом сегодня утром, когда для меня было приготовлено платье. Нет, здесь я не останусь. Ни хрена подобного!
