— Плюй, — приказывает он, ставя меня на ноги.
Я избавляюсь от пасты и поворачиваюсь лицом к моему неразумному надзирателю.
— Что все это значит? — Я указываю рукой на свои вещи.
Он сжимает губы, подавляя улыбку, и наклоняется вперед, его горячий язык медленно скользит по моей нижней губе, слизывая остатки пасты.
— Вот так. Ты о чем? — Он проводит языком по моему виску, долгий горячий выдох касается моего уха. Я напрягаюсь, когда он опускает руку и накрывает ладонью мой холмик, посылая мурашки удовольствия, бегущие по всему телу.
— Нет! — Я отталкиваю его от себя. — Ты не будешь манипулировать мной своей восхитительным богоподобием!
Он одаривает меня плутоватой ухмылкой.
— Считаешь меня богом?
Я фыркаю, снова поворачиваясь к зеркалу. Его мысли бегут с такой скоростью, что меня может вышвырнуть из окна ванной до того, как прижмут к стене.
Он обвивает руками мою талию и притягивает к своей груди. Наклонившись и положив подбородок мне на плечо, он изучает мое отражение в зеркале. Протолкнувшись эрекцией между моих ног, он вращает бедрами, направляя мои руки вниз, чтобы я ухватилась за край туалетного столика.
— Я не против быть твоим богом, — шепчет он.
— Почему здесь мои вещи? — спрашиваю я его отражение, желая, чтобы мое тело вело себя прилично.
— Я забрал их у Кейт. Подумал, ты могла бы остаться здесь на несколько дней.
— У меня есть право голоса?
Он снова вращает чертовыми бедрами, выжимая из меня тихий стон.
— А разве когда-то не было?
Глядя на него в зеркало, качаю головой. Уголок его губ приподнимается в озорной улыбке, когда он снова делает круг. Я не собираюсь реагировать на его чертовы вращения бедрами, потому что знаю, он снова оставит меня в подвешенном состоянии. И что за игру затеяла Кейт, позволяя всем этим мужчинам рыться в моих вещах? В его гардеробной висит одежда на два с лишним дня. В какую игру он играет?
— Собирайся, леди. — Он целует меня в шею и шлепает по заднице. — Я приглашаю тебя на свидание. Куда хочешь отправиться?
Ошеломленно смотрю на него.
— Я могу выбирать?
Он пожимает плечами.
— Иногда я позволяю тебе поступать по-своему. — Его лицо бесстрастно. Он совершенно серьезен.
Мне следовало бы ухватиться за предложение власти обеими руками, пока он так благоразумен, но это подозрительно. После его реакции прошлой ночью, расправы над платьем-табу и игрой в молчанку, я не понимаю, почему он проснулся таким уравновешенным и спокойным.
— Итак, чем бы ты хотела заняться? — спрашивает он.
— Давай поедем в Кэмден, — предлагаю я, готовясь к отказу. Мужчины ненавидят тамошний шум и суету.
— Ладно. — Он поворачивается, уходя в душ, и оставляет меня у раковины гадать, куда подевался мой вызывающий надзиратель. Теперь мне определенно становится подозрительно.
***
Спустившись по лестнице, слышу, как Джесси разговаривает по телефону. Вхожу на кухню и таю от его вида. Он выглядит великолепно в поношенных джинсах и темно-синей рубашке поло с поднятым воротником — стиль Джесси. Он побрился и уложил волосы воском. Он неразумно красив, как неразумен и во всем остальном.
— Завтра я буду, все в порядке? — Он отворачивается от стула и пробегает взглядом по моему телу. — Спасибо, Джон. Звони, если я тебе понадоблюсь. — Не отводя от меня взгляда, он отключается и складывает руки на груди. — Мне нравится твое платье. — Его голос низкий и хриплый.
Я смотрю на струящееся платье в цветочек. Оно доходит мне до колен, так что длина, вероятно, встречена с одобрением. Удивлена, что Кейт его упаковала; оно больше подходит к лету, с вырезом на спине и без рукавов. Улыбаюсь про себя. Он еще не видел меня сзади. Сама я ему не покажу. Он заставит меня переодеться. Я это знаю.
Натягиваю тонкий вязаный кремовый кардиган и перекидываю замшевую сумку поперек тела.
— Готов? — спрашиваю.
Он встает на ноги и с мрачным видом подходит ко мне. Я жду глубокого поцелуя, но не получаю его. Вместо этого он натягивает солнцезащитные очки, берет меня за руку и тянет к двери. Я проведу с ним целый день, а он даже меня не поцелует?
— Ты что, весь день не будешь ко мне прикасаться?
Он смотрит на наши соединенные руки.
— Я прикасаюсь к тебе.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты наказываешь меня.
— Зачем мне это делать, Ава? — Он втаскивает меня в лифт. Он чертовски хорошо знает, к чему я клоню.
Смотрю на него снизу вверх.
— Я хочу, чтобы ты ко мне прикоснулся.
— Знаю, что хочешь. — Он набирает код.
— Но ты этого не сделаешь?
— Дай мне то, что я хочу, и я это сделаю. — Он не смотрит на меня.
Не могу поверить.
— Извинения?
— Не знаю, Ава. А тебе есть за что извиняться? — Он по-прежнему смотрит прямо перед собой. Даже в отражении дверей он все равно не встречается со мной взглядом.
— Прости, — практически выплевываю я. Не могу поверить, что он это делает. И не могу поверить, что так отчаянно нуждаюсь в контакте.
— Если ты собираешься просить прощения, то хотя бы скажи это соответствующим голосом.
— Мне очень жаль.
Он встречается со мной глазами в зеркале.
— Правда жаль?
— Да, мне очень жаль.
— Хочешь, чтобы я к тебе прикоснулся?
— Да.
Он быстро поворачивается ко мне, прижимая к зеркальной стене и полностью накрывая своим телом. Мне сразу становится лучше. Это было совсем не трудно.
— Ты начинаешь понимать, не так ли? — Его губы нависают над моими, бедра толкаются в низ живота.
— Я понимаю. — Я тяжело дышу.
Он завладевает моим ртом, я нахожу его плечи, впиваясь ногтями в мускулы. Да, так гораздо лучше. Встречаю его язык, полностью растворяясь в нем.
— Счастлива? — спрашивает он, прерывая наш поцелуй.
— Да.
— Я тоже. Пойдем.
***
После того, как Джесси добился своего, мы садимся в машину и едем в Кэмден завтракать. Сегодня прекрасный день, и мне уже жарко в кардигане, но я еще немного потерплю. У него по-прежнему есть возможность с позором увезти меня домой и заставить переодеться.
Мы сворачиваем с дороги, и Джесси ведет нас в прелестное маленькое кафе.
— Тебе здесь понравится. Сядем снаружи. — Он выдвигает для меня большое плетеное кресло.
— А почему мне здесь понравится? — спрашиваю я, усаживаясь на подушку в горошек.
— Они делают лучшие яйца Бенедикт. — Он радостно улыбается, когда видит, как загораются мои глаза.
Как только официантка замечает Джесси во всем его мужественном богоподобии, она устремляется к нему, но он совершенно не обращает на нее внимания.
— Нам две порции яиц Бенедикт, — он показывает на меню, — крепкий черный кофе и крепкий капучино, без шоколада и сахара, пожалуйста. — Он поворачивается к официантке, одаривая ее одной из своих предназначенных только для женщин улыбок. — Спасибо.
Кажется, она слегка пошатывается. Я смеюсь про себя. Да, точно также он подействовал и на меня.
Она, наконец-то, обретает дар речи.
— К яйцам подать ветчину или лосось?
Он протягивает ей меню, снимая очки, чтобы она получила полное представление о его потрясающем лице.
— Лосось, пожалуйста.
В смятении качаю головой и, пока официантка будет сообщать наш заказ на кухню, решаю проверить телефон. Интересно, как поладили Виктория с Дрю? О Томе я не очень беспокоюсь — он, несомненно, снова влюблен в свою последнюю половинку.
— Белый или зерновой?
— Что? — Поднимаю глаза и вижу, что официантка все еще стоит рядом.
— Хочешь белый хлеб или зерновой? — повторяет Джесси с легкой улыбкой.
— О, зерновой, пожалуйста.
Он возвращает великолепный взгляд зеленых глаз к слабеющей официантке.
— Два зерновых, спасибо.
Сверкнув самой готовой на все улыбкой, она, наконец, нас покидает. Реакция женщины на Джесси напоминает мне о том, сколько их было до меня. От этого я чувствую себя дерьмово. Вел ли он себя так же неразумно и властно со всеми остальными? Господи, держу пари, таких было немного. Кладу телефон на стол и смотрю на Джесси, который, закусив губу, внимательно за мной наблюдает. О чем он думает?
