Я ехала рядом с мужем. Мокрые знамена висели вокруг нас, как тряпки на балконе. Вдоль улицы, по которой мы следовали к палаццо, стояли ликующие, забрызганные грязью толпы. Воодушевление встречи выглядело вполне искренним. Правда, когда я добралась до своих апартаментов на втором этаже, меня трясло от холода. У меня зуб на зуб не попадал, пока мои женщины снимали с меня промокший бархат, а Пантализея пыталась раздобыть на кухне горячую воду.
– Нет, – слабым голосом сказала я и, облаченная в бархатную рубаху, улеглась в свою защищенную пологом кровать.
Простыни освежили побегами розмарина, но растения почти не могли скрыть неотвязного запаха плесени. И, как я подозревала, не отпугивали обосновавшихся по углам комаров, которых, размахивая одеждой, принялись прогонять другие мои дамы.
– Впечатление такое, что этим домом много лет никто не занимался. Если еще сейчас и мыться, то я умру на месте. Хочу немного отдохнуть.
И я тут же провалилась в сон без сновидений. А когда проснулась, ночь была уже позади и яркое солнце светило в окна моей спальни. После ужасного дождя смотреть на солнышко было приятно, как и на дам, ждавших моего пробуждения.
– Донна Джулия приходила два раза, – сообщила мне Пантализея, когда я, морщась, неохотно выбиралась из постели. – Она горит желанием устроить сегодня festa[42].
– Праздник? Сегодня? Она с ума сошла. У меня все болит – даже думать о танцах не могу.
Я подошла к столу, на котором мои дамы разложили свежий темный хлеб, ломоть белого сыра, поставили вино, разведенное водой, и миску с вишнями. Я умирала от голода. После еды я почувствовала себя гораздо лучше, хотя меня все еще пошатывало, а бедра после двух недель в седле саднили.
В дверь настойчиво постучали. Открыла одна из моих новеньких дам – хорошенькая блондинка Никола, и вошла Джулия, облаченная в ярко-розовый шелк. Ее прорезные рукава были украшены лентами, прическа дополнена жемчугом и батистовым чепцом, словно она собиралась нанести визит в Ватикан. На пальцах сверкали кольца, в ушах висели те самые сережки с бриллиантами и топазами, что она бессовестно выклянчила у меня.
– Ага, ты, значит, проснулась. А я уж думала, ты весь день проведешь в постели, как Адриана. Бедняжка. Путешествия в ее годы противопоказаны. Ей бы следовало остаться в Риме. – Джулия смерила меня критическим взглядом. – Ты одеваться собираешься? Двор ждет твоего появления. Джованни беседует со своими советниками. Нам нужно будет весь дом привести в порядок. То, что я уже видела, довольно мрачное и заброшенное, но, когда мы установим твою мебель, будет ничего. По крайней мере, перебьемся до того времени, когда найдем художников, которые распишут стены. Твои дамы нам помогут.
– Думаю, моя госпожа, вероятно, должна… – начала было возражать Пантализея, но я движением руки остановила ее:
– Донна Джулия права. Я здесь госпожа, и это мой дом. Принеси мне платье.
Однако то время, что я спала, Джулия употребила на знакомство с моим новым двором и проследила, чем занят мой муж! Но я прогнала эту беспокойную мысль. Даже она не осмелилась бы уединиться с ним в первый же день по приезде!
Но вот дамы заплели мне волосы и помогли надеть розовое бархатное платье с подогнанными рукавами. Джулия провела меня по двухэтажному палаццо, построенному дедом моего мужа, свирепым кондотьером, который заработал состояние, сражаясь с врагами Милана. По сравнению с палаццо Санта-Мария ин Портико это отличалось гнетущей провинциальностью. Бедность моего мужа кричала с тусклых стен, на которых не было даже гобеленов, чтобы прикрыть осыпающуюся штукатурку. Но в sala granda оказался милый, хотя и выцветший деревянный с позолотой потолок, а снаружи дом имел красивый портик и верхнюю лоджию с остекленными окнами, пропускавшими свет. Был и cortile, и сад с фонтанами и неплохими копиями древних статуй.
– К сожалению, и город немногим лучше, – вздохнула Джулия. – Если не считать главной пьяццы и собора, то в Пезаро, похоже, лет сто как не строилось ничего нового.
– По крайней мере, хоть дождь не идет.
Я отправила слуг расставлять мебель в зале так, чтобы освободить место для привезенного нами. Когда после совещания появился осоловелый Джованни, его глазам предстали новые свечи в моих золоченых канделябрах, мои шелковые и шерстяные гобелены со сценами из Ветхого Завета на стенах, мои турецкие ковры на полах, скатерти на поцарапанных столах и буфетах.
– Мы ждем гостей? – настороженно спросил он.
Я взяла его за руку. Он вздрогнул. В первый раз после нашей свадьбы я прикоснулась к нему.
– Да. Вам следует известить вашу знать, что вы хотите представить им жену. Можем нанять музыкантов и устроить пир с вином и танцами.
Он потащил меня к очагу, чтобы не слышали мои дамы:
– Я не могу себе этого позволить. Мой совет только что сообщил, что казна пуста. За столько месяцев в Риме я растратил все деньги. А мой родственник Лодовико Моро не хочет платить ни дуката за мою condotta.
Последнее он произнес с обвинительной интонацией, словно я каким-то образом стала причиной его бедственного состояния.
– Это и в самом деле неприятно, – вздохнула я. – Но Лодовико Моро и мой отец не могут договориться по поводу Неаполя и французов, так что вряд ли нам стоит ожидать платежей, пока у вас есть обязательства перед обеими сторонами.
– Что мне делать? – Он провел пятерней по волосам. – Я едва могу позволить себе слуг, а теперь, когда здесь вы… – Он мрачно покачал головой. – Напрасно я решил привезти вас сюда. Я должен был покинуть Рим, но забыл о ваших удобствах.
Уж это точно, подумала я. И еще наврал про благотворный климат. Но вслух сказала только:
– Посмотрите вокруг. Разве это не прекрасно? – Я подалась к нему и клюнула его в щеку – мой второй невольный знак приязни, который заставил его замереть, словно он был не уверен в моих намерениях. – Давайте я займусь этим, – успокоила я его. – Попрошу отца прислать необходимые средства. А пока я привезла с собой кое-какие собственные деньги. А что мое, то теперь и ваше.
Я не стала у него спрашивать, сколько денег он нашел в кошеле, который кинул ему Чезаре в покоях моего отца, или о поступлениях сумм в счет моего приданого, которые он должен был получить. Папочка никогда бы не отправил меня из дому на произвол судьбы, но я опять прикусила язык. Скупость Джованни сделает его нашим должником, а это поможет замыслу Чезаре. Чем больше моему мужу придется лизать кормящую руку, тем менее потянет служить Лодовико Моро.
– Присядьте. – Я налила вина из кувшина. – Позвольте мне попросить Джулию заказать для вас еду, а потом вы должны будете отдохнуть.
Оставив его у очага с недоумением на лице и кубком в руке, я вернулась к своим дамам.
Джулия подозрительно посмотрела на меня, выдав таким образом себя: она подслушивала.
– Ты разговаривала с ним так, будто вы женаты уже сто лет. Может быть, мое общество тебе и не нужно.
Я закатила глаза:
– Глупости! Как я тут без тебя? Я даже пока не знаю, как зовут слуг в этом доме. Ты бы не могла заказать и подать ему еду? А я должна написать папочке. – Я понизила голос до доверительного шепота: – Похоже, нам требуются деньги.
Она осторожно кивнула и двинулась мимо меня туда, где сидел Джованни. Он поднял голову, увидел ее и вытаращил глаза. Даже с другой стороны коридора было заметно, как покраснели ее щеки.
Я улыбнулась. Чезаре будет мной гордиться.
Неделю спустя, после нескольких приемов за мой счет, на которых мы угощали гостей дичью и кларетом и которые опустошили мой далеко не бездонный кошелек, из Рима пришла пачка писем от моего отца. Их доставил его секретарь, дон Антонио Гачет. Когда он поклонился мне, оценивая своими глубоко посаженными каталонскими глазами комнату, я внезапно увидела в рядах его свиты знакомое лицо. Микелотто беззаботно кивнул мне.
– Его святейшество очень тоскует в ваше отсутствие, – сказал Гачет. – Он вне себя от мысли, что вы и синьоры Джулия и Адриана живете не в тех условиях, к которым привыкли. – Он протянул мне тяжелый кожаный кошель и запечатанный конверт. – Это все, что я смог привезти сегодня, но в конверте кредитные письма. В связи с текущим тревожным положением банк Медичи не столь надежен, как бы нам хотелось, но у его святейшества есть другие вложения. Если возникнет необходимость, вы можете получить деньги по этим письмам.
– Примите мою благодарность.
Я передала письма Адриане, которая стояла на страже у моего стула. Она пришла в себя на третий день после приезда и с сумасшедшей энергией взялась было за дело, но обнаружила, что я неплохо справилась и без нее. Она не нашла ни малейших изъянов в моих распоряжениях по обустройству, а потому стала ходить за мной и следить за каждым моим шагом – чем сильно мне мешала. Как могла я проникнуть в тайные замыслы Джованни, когда она буквально держала меня за подол! Было просто необходимо избавиться от нее – хотя бы на короткое время.
