– Да.
– За каждый-каждый день?!
– Да.
Я положил на стол двадцатидолларовую банкноту.
– Это аванс, – сказал я, стараясь полностью завладеть их вниманием. – Для начала мне нужно, чтобы Пауло повозил меня вдоль побережья, где я буду искать Сэла или его следы. Возможно, нам придется удаляться довольно далеко от Леона, и за это я тоже готов заплатить вперед. За каждый день поисков я буду платить столько, сколько Пауло зарабатывает на плантации. Я оплачу бензин и необходимый ремонт машины, и, как я уже сказал, я готов заплатить за каждый день, который Пауло будет сидеть без работы. – Я положил на стол еще двадцать долларов и повернулся к Лине: – Тебе я буду платить столько же.
Она покачала головой, все еще не в силах решить, насколько мне можно доверять. В течение еще нескольких минут они с Пауло что-то быстро говорили друг другу, а Изабелла, следившая за этим обменом мнениями, вертела головой с такой скоростью, словно наблюдала за партией в настольный теннис. Желая склонить ее на свою сторону, я положил на стол перед девочкой доллар. Рука Изабеллы медленно поползла к подарку, но в последний момент Лина прижала ее ладошку к столешнице. Сорок один доллар – весьма значительная, по местным меркам, сумма – так и остались лежать на столе невостребованными.
Я достал еще двадцать долларов, и Пауло напряженно выпрямился. Я знал: чтобы заработать такие деньги, ему нужно вкалывать как минимум месяц, а то и два – в зависимости от вида работы. Да, я очень нуждался в их помощи, но еще меньше мне хотелось унизить обоих, поэтому я не спешил и не забывал об осторожности. В отношениях с людьми – особенно с людьми порядочными – рано или поздно наступает момент, когда слишком большие деньги становятся унизительными.
– Кроме того, я бы хотел снять ваш курятник… пока длятся поиски. И заплатить вперед за свое питание. – Я послюнявил палец и достал еще двадцатку.
Теперь на столе оказалось уже восемьдесят с лишним долларов, но ни Пауло, ни Лина не спешили протянуть к ним руку.
– А если мы найдем Сэла, я заплачу каждому из вас сто долларов в виде премии.
Насколько мне было известно, столько, сколько я обещал, Пауло было не заработать и за год.
– Ты всегда покупаешь то, что тебе нужно? – Голос Лины прозвучал холодно, почти враждебно.
– Нет. Просто одному мне не справиться, а я бы предпочел, чтобы мне помогали вы, а не кто-нибудь еще.
Пауло довольно резким тоном что-то сказал Лине, что ее, похоже, успокоило. Во всяком случае, других вопросов, которые так и вертелись у нее на языке, она задавать не стала. Потом он небрежно показал на деньги, словно в дальнейшем обсуждении не было нужды, и сложил руки на груди:
– Хорошо, я помогать тебе, ты помогать мне. О’кей?..
Я не совсем хорошо понимал, к чему он клонит, но в помощи я действительно нуждался.
– О’кей.
– Я помогать тебе до обед, ты помогать мне до ужин. Правильно?
Это действительно звучало справедливо, и я кивнул. Пауло тотчас поднялся, сгреб со стола деньги и аккуратно убрал в карман. Протянув руку, он сказал:
– Мы очень рады быть польза.
Лина тоже встала, и мы направились к выходу из ресторана. Пауло шел впереди. Судя по его точным, собранным движениям и деловито нахмуренным бровям, он торопился взяться за дело, пока я не передумал – или пока кто-нибудь не узнал про деньги и не отнял их у нас. Оглядев улицу перед рестораном, Пауло промолвил:
– Sí. Muy bueno. Vamos[56].
На улице Изабелла сразу взяла меня за руку и поглядела на меня снизу вверх. Губы ее были измазаны в шоколаде. Она ничего не сказала, но я видел, что ей хорошо. Что касалось меня, то эта маленькая смуглая девочка уже завладела моим сердцем.
* * *
Когда мы вернулись в отель, было уже довольно поздно, поэтому я снял для Лины и Пауло два номера рядом с моим. Похоже, это был правильный ход: мои друзья, во всяком случае, были очень довольны, особенно Изабелла. Девочка никогда не бывала в гостинице, и здешняя обстановка – не бог весть какая, по правде говоря, – потрясла ее до глубины души. Особенно ее поразили две дырки в стене, из которых дул прохладный воздух, а также маленькая коробочка с голубыми цифрами и круглой рукояткой, с помощью которой воздух можно было сделать теплее или холоднее. Как нечто удивительное, Изабелла восприняла и известие о том, что простыни и полотенца в номере будет стирать не мама, а какие-то другие люди. Бесплатное мыло, а также текущая из крана вода, которую, как сказала Лина, можно было пить, и вовсе казались ей превосходящими воображение чудесами. Когда мать укладывала ее спать, девочка со счастливой улыбкой прошептала:
– Знаешь, мам, я чувствую себя как настоящая принцесса!
Я сидел на балконе своего номера, когда Лина погасила свет в комнате дочери и тоже вышла на свой балкон. Опустившись на принесенный с собой стул, она долго молчала. Наконец она негромко проговорила:
– Тот мальчик, которого ты ищешь… Сэл… Он ведь не идеальный ребенок, правда?
Я покачал головой:
– Нет. Не идеальный.
– Тогда почему он так много для тебя значит?
– Его отец считает себя тупицей и недоучкой, который только и умеет, что зашибать деньгу, поставляя богатым клиентам то, что им хочется. Что касается меня… Я не настолько занят бизнесом, и свободного времени у меня не в пример больше. В общем… в общем, так сложилось, что именно я учил Сэла завязывать шнурки, чистить на ночь зубы, ездить на мотоцикле, водить катер и машину с механической коробкой передач. Когда он был еще маленьким, мы вдвоем уходили на причал каждый раз, когда к его отцу приходили гости, и удили рыбу… – Неопределенно пожав плечами, я замолчал. Лина долго ничего не говорила и только время от времени поправляла распущенные волосы, которыми играл ветерок. Наконец она негромко проговорила:
– Я хочу кое-что сказать тебе… Ты был очень добр к нам, а мне не хотелось бы выглядеть неблагодарной, но я тебя совсем не знаю, и… Только не обижайся, если мои слова вдруг покажутся тебе… обидными, ладно?..
Я молча ждал продолжения.
Лина сделала неопределенный жест рукой.
– В Никарагуа есть такая штука… называется «эффект гринго». Он возникает каждый раз, когда белый человек вроде тебя приезжает в нашу страну и начинает размахивать толстой пачкой «зелени» перед носом у тех, кто зарабатывает не больше двух долларов в день, в расчете на то, что они, словно дрессированные обезьянки, выполнят любую его прихоть просто потому, что в жизни не видели такой большой суммы. В нашей стране полно гринго, которые накопили денег на пенсионном счете, обзавелись здесь недвижимостью и теперь доживают свой век в уверенности, будто их деньги дают им право вести себя так, как им нравится и как они привыкли. Они считают, будто могут владеть нами, потому что у них есть что-то, чего нет у нас. Я сама отнюдь не богатая женщина, но я училась в Штатах, к тому же я не всегда была бедна. Были времена, когда я могла позволить себе не выращивать кур, а покупать готовое мясо, и еще оставалось на мороженое или – иногда – на билет в кино. Или на новый бритвенный станок, потому что старый вместо того, чтобы сбривать волоски у меня на ногах, начинал их выдирать… – Она сделала небольшую паузу. – Нет, не могу сказать, чтобы я много сталкивалась с людьми, которые нанимают кучу помощников, как только перед ними встает какая-то проблема, но, по-моему… по-моему, это не совсем естественно, что ли. Во всяком случае, у нас такое нечасто увидишь.
Лина снова замолчала, качая головой. Я терпеливо ждал. У нее явно было что-то на уме, но я никак не мог понять что.
– Короче говоря, я никак не могу понять, зачем ты нанял нас для дела, с которым ты и сам бы отлично справился!
Это был, скорее, вопрос, чем констатация факта, и я машинально ответил, хотя понимал, что моих слов ей вряд ли будет достаточно.
– Я нанял вас, потому что мне нужна помощь.
– Да брось ты!.. – Она пристально взглянула на меня и слегка поджала губы. – Сомневаюсь, что такой человек, как ты, вообще нуждается в помощи. И кстати, сколько ты был готов нам заплатить?.. Мне просто любопытно.
Я только пожал плечами. Отвечать на этот вопрос мне не хотелось, но Лина не отступала:
– Ну, сколько? Пятьсот долларов заплатил бы?..
Я нехотя кивнул в надежде, что ее это удовлетворит и положит конец опасному разговору, но ошибся.
– А тысячу?
И снова я кивнул, и снова моя надежда, что это ее удовлетворит, не оправдалась. Лина слегка откинула голову назад:
– А пять тысяч?
На этот раз я посмотрел ей прямо в глаза:
– Да.
Некоторое время она обдумывала мой ответ, потом медленно произнесла:
– Никак не могу понять…
– Что именно?
– Не могу понять, что ты за человек. Хороший или…
– Или?..
– Или плохой, – ответила она без малейшего промедления, после чего мы оба погрузились в довольно продолжительное молчание. В какой-то момент Лина чуть сдвинулась вместе со стулом и, по мужски расставив ноги, уперлась в них локтями – ни дать ни взять, спортсмен на гимнастической скамье. «Или плохой…» – мысленно повторил я. Ее слова не застали меня врасплох: чего-то подобного я ожидал. В конце концов, я только что «купил» их обоих, и Лине это вряд ли могло так уж сильно нравиться.
