г. предали в руки палача. Но это будет еще не скоро, а пока по ходу нашего повествования мы еще не раз коснемся этой исторической фигуры [540].
Пока Бабек успешно противостоял сарацинам, значительные группы персов, принявших участие в восстании, спасаясь от мести арабов, уже переходили границу и отдавались под покровительство Византийского царя. Персов было так много, что из них сформировали военные отряды и поставили под знамена императора Феофила. Всего набралось до 14 тыс. воинов, которых тот равномерно разместил по пограничным фемам. Более того, в знак признательности к новым и неожиданным союзникам василевс разрешил доселе невиданное — смешанные браки персов с римлянками. Правитель Халифата не смог простить Константинополю столь откровенной поддержки своих врагов, с которыми воевал уже более 20 лет, и вскоре началась новая многолетняя война [541].
Впрочем, по другой версии, пусть и несколько легендарной, причина войны заключалась в ином. Некогда один ученый византиец прибыл ко двору халифа аль-Мамуна и покорил всех своими знаниями. Он еще более потряс арабов, когда сказал, что в Константинополе живет в бедности его учитель Лев — соратник Иоанна Грамматика, превосходящий всех мудростью и образованностью. Аль-Мамун направил письмо Феофилу, в котором просил разрешить ученому выезд в Багдад. Халиф предложил крупную сумму денег за это одолжение и обещал заключить мирный договор, если император внемлет его просьбе. Однако Феофил ответил отказом, решив, что учить своего врага науке — вершина глупости, чем вызвал ярость аль-Мамуна [542]. Было так или иначе, но военные действия вскоре начались.
В 829 г. испанские арабы, захватившие остров Крит, организовали флот и принялись грабить побережье Фракии. Слабые римские отряды не могли противостоять им, и сарацины осмелились на глубокие рейды в глубь материка. Правда, стратиг Фракисийской фемы Константин Кондомит нанес поражение одному из арабских отрядов, «порубив их словно дельфинов». Но это не остановило натиска сарацинов.
А в 830 г. уже аль-Мамун со своим сыном Аббасом вступил в пределы Римской империи и направился к городу Тарсу. В целом удача сопутствовала им. Военные действия происходили в Каппадокии, и несколько крепостей, будучи не в силах противостоять арабам, признали над собой власть халифа. Первой пала Маджида, а 21 июля 830 г. была захвачена Курру. Византийский полководец Мануил, защищавший их, едва сумел спастись. Отметим, что действовали арабы вполне миролюбиво: в частности, население захваченных городов было пощажено. После этого Аббас получил приказ от своего отца направиться с частью армии к Малатии, дабы пресечь пути обычной миграции персов в Византию. Навстречу ему вышел император Феофил с двумя известными военачальниками — армянином Мануилом и персом на римской службе Феофобом [543].
История этого человека небезынтересна и полна многочисленных противоречий, из которых, впрочем, можно вычленить некие бесспорные детали. Как говорят, Феофоб приходился внебрачным сыном одному знатному греку, имевшему родство с Римскими царями. Некогда тот прибыл с посольством к персам и сошелся с матерью Феофоба, которая, по преданию, приходилась дочерью знатному персидскому вельможе. После рождения мальчик жил вместе с матерью, но впоследствии поселился в Константинополе. Персы, у которых иссяк царский род, каким-то образом прослышали о нем и решили сделать своим государем. Явившись в византийскую столицу, персидское посольство разыскало молодого человека и объявило о своей находке императору Феофилу. Обрадованный царь тут же поселил юношу в своем дворце, оказывая тому должные знаки внимания, а затем женил на своей сестре. Перед свадьбой он почтил Феофоба саном патриция. Теперь молодой аристократ вместе с императором направился к театру военных действий [544].
Итак, вскоре два войска — римское и арабское встретились для сражения. Феофил созвал военный совет, и Мануил предложил, чтобы кто-нибудь из военачальников с частью византийской армии напал на сарацинов, заманивая тех в засаду. Разумеется, это можно было сделать лишь днем, чтобы не спутать управление войском. Напротив, Феофоб советовал напасть на агарян (другое наименование арабов) ночью и окружить их. Это был интересный, но очень рискованный план. Начался спор, в ходе которого кто-то упрекнул персидского воина, будто тот желает смерти царя, чтобы самому занять трон Римской державы. В итоге победило мнение Мануила, и царь начал сражение днем. К сожалению, оно развивалось для него неудачно: после многих встречных фронтальных атак римские отряды дрогнули и побежали. Сражаясь с врагами в первых рядах, царь едва не попал в плен. Его жизнь была спасена неутомимым Мануилом, воззвавшим к войску: «Неужели, мужи, мы отдадим царя в плен?» Трижды Мануил прорывался с римскими воинами через вражеский строй, но Феофил упорно не желал оставлять поле сражения, где пало так много его солдат. Видимо, он был готов разделить их долю, но не снискать бесчестья. Наконец, Мануил буквально силой заставил того следовать за собой [545].
По прибытии в Константинополь Мануила ожидали многие щедроты императора, что по обыкновению вызвало черные сплетни и зависть среди придворных сановников, ложно обвинивших заслуженного полководца перед царем в намерении захватить власть. Феофил отличался большим благоразумием и едва ли хоть на йоту поверил клеветникам. Но тут проснулся горячий армянский нрав Мануила, решившего не дожидаться суда и бежать к арабам. Побег ему удался, и там он был принят с большими почестями. Получив значительный по численности отряд, Мануил отправился на войну с хуррамитами Бабека. Его успехи были столь впечатляющими, что Мануил очень скоро удостоился горячей любви арабского повелителя.
Слухи о победах Мануила достигли Константинополя, и император тяжело переживал неблагодарность по отношению к своему спасителю и товарищу по оружию. Он тайно направил к нему одного монаха, который привез полководцу императорский крестик и хрисовул (царская грамота) о прощении невольной измены. Обрадованный Мануил решил вернуться на родину и начал постепенно готовить свое возвращение. Поскольку он пользовался почти безоговорочным доверием халифа, то желание Мануила отправиться на войну с бывшими соотечественниками не вызвало у того никакого удивления. Эмир Сирии, также желавший выступить против Феофила, доверил армию Мануилу, и армянин вместе с сыном наместника двинулся в путь. Подойдя к границам Римской империи, Мануил отпустил юношу домой, не причинив тому никакого вреда, а сам вместе с верным ему отрядом вернулся в Константинополь. Обрадованный император немедленно назначил его доместиком схол и стал называть своим «братом» [546].
В следующем, 831 г., желая взять реванш, Феофил возобновил военные действия. Он сразился с арабами у Харсиана и одержал блистательную победу, захватил почти 25 тыс. пленных; сарацин погибло не менее 2 тыс. человек. Кроме этого, некоторые византийские отряды растеклись по Тарсианским горам и взбудоражили северо-восток Каппадокии. Интересно, что
