с более старым: доходы государственного происхождения, взимаемые частным лицом с определенной территории [2282]. Нередки формулировки типа: фиск такой-то церкви [2283], церковь со своим фиском [2284] или фиск с церковью [2285]. Следы прежнего уподобления церковного имущества фискальному? Может быть, но дело вряд ли только в этом. Некоторые тексты оставляют впечатление, что их авторы и сами не вполне отдавали себе отчет, в каком именно значении они употребляют этот термин: как владение или как доход с этого владения [2286].
Существование фиска как определенных территорий, находящихся в собственности государства, применительно к каролингской эпохе, сомнения не вызывает. Иногда речь идет о сравнительно небольших владениях [2287], но чаще — о крупных и цельных хозяйственных комплексах. На территории такого комплекса могло быть более одной церкви и несколько небольших поселений [2288], хотя нормальной, похоже, считалась, такая ситуация, при которой fiscus совпадал с какой-то одной виллой [2289]. Показательно, что этот термин нередко сопровождается топонимом, как правило, откровенно античного происхождения [2290].
Со временем некоторые fisci сами стали топонимами. Этот процесс можно проследить на материале Нимского картулярия [2291]. И это далеко не единственный случай. Так, в районе Монпелье и в наши дни существует местечко Saint-Gely-du-Fesc, впервые упоминаемое в источниках в 1114 г. [2292] Судя по более поздним грамотам, неподалеку имелись и другие Fisci, впоследствии исчезнувшие, например Fiscus major и Fiscus minor в округе Агда [2293]. В западном Лангедоке с начала IX в. известна река Fiscovo, иначе Fiscano [2294]. Некоторые случаи употребления термина затруднительно связать с государственным доменом каролингской и докаролингской эпохи [2295]. Правильно будет присоединиться к мнению П. Боннасси, согласно которому слово fiscus иногда используется в значении "господская земля", отличаемая от держаний, особенно когда речь идет о земле графов [2296].
Статус "фиска" мог иметь и массив практически безлюдной невозделываемой земли, например расположенный в этанге Тау, на полпути от Агда до Монпелье, остров Сет [2297]. Известно, что, наряду с полноценными виллами и колониками, первые Каролинги жаловали своим "верным" и пустующие земли. Так было, в частности, с переселенцам из Испании, которые при этом вступили в конфликт с местными pagenses [2298].
Судя по всему, пустующие земли автоматически считались частью фиска или, по крайней мере, мыслились таковыми, о чем свидетельствуют многие дипломы [2299]. Связь фискального статуса земельного участка с его обезлюдением в некоторых случаях совершенно очевидна [2300]. Кроме того, имеется немало документов, в которых термин "фиск" не употребляется, но говорится о передаче пустующих (как и обрабатываемых) земель из собственности короны в собственность частного лица [2301]. Впрочем, в некоторых дипломах, повествующих о том, что монахи того или иного аббатства построили свою обитель ех heremo, не упоминается ни о фиске, ни о "нашей собственности" [2302]. В таких случаях иногда подразумевается, что сам монастырь является nostrum proprium [2303].
В значении "территория государства", в известных мне источниках, термин не фигурирует. Напротив, в них последовательно различаются, с одной стороны, фиск как собственность государства, с другой — собственность частных лиц [2304], которые, таким образом, сосуществуют в реальном пространстве. В отличие от некоторых современных авторов, писатели и писцы каролингской эпохи не смешивали понятия "государственная собственность" и "суверенитет". Напротив, они не всегда различали государственную собственность и семейное имущество правящей династии, но, как показал еще Дж. Томпсон, в Средиземноморской Франции королевских поместий в подлинном смысле слова не было уже к началу IX в. [2305] В предшествующий период дело, вероятно, обстояло иначе. Есть основания полагать, что вестготы унаследовали и, в целом, сохранили земельный фонд римского фиска; щедрые пожалования частным лицам компенсировались регулярными конфискациями [2306]. Некоторые из этих поместий сохранили свой статус несмотря на бурные события VIII в. Самый интересный пример — упоминаемые под 612 г. loci Jubinianum и Cornelianum в центральной Септимании, составившие приданое вестготской принцессы Брунегильды [2307]. Следующие сообщения о вилле Comeilhan относятся к рубежу X–XI вв. — слишком поздно, чтобы проследить ее правовую историю, но вилла Juvignac упоминается в каролингских документах именно как fiscus [2308]. В меровингском Провансе некоторые поместья также имели статус фискальных [2309]. Однако уже в начале каролингской эпохи казенные земли оказались, по большей части, в руках магнатов и тесно связанных с ними церковных учреждений, и лишь по случайным обмолвкам можно заключить, что статус этих земель еще отличался какое-то время от статуса обычных частных владений. Так, в одной руссильонской грамоте 874 г. из архива Сан-Микель-де-Куша промелькнуло упоминание о servi fiscales [2310].
Иная судьба была уготована ничейным землям (в том числе заброшенным в ходе арабских вторжений), также считавшимся государственными: благодаря аграрной колонизации, они стали источником пополнения мелкой собственности. Поскольку изменения, произошедшие в IX–X вв. в социально-экономическом строе Средиземноморской Франции, как правило, связываются именно с аграрной колонизацией, остановимся на этом явлении подробнее.
Источники сохранили гораздо больше сведений о внешней колонизации, чем о внутренней, и запечатлели, по большей части, особо яркие факты раздела отвоеванных у арабов земель и возникновения новых поселений. Об обыденных распашках небольших участков пустоши в пределах или поблизости от деревенской округи, мы узнаем из сравнительно более поздних грамот, где (как правило, вскользь) говорится об отчуждении таких участков. Поэтому при изучении аграрной колонизации приходится делать упор на те ее формы, которые сопровождались перемещением населения, хотя они и не были самыми типичными.
Первые сведения, которыми мы располагаем на этот счет, относятся к рубежу VIII–IX вв. и касаются переселенцев из Испании в Септиманию. После неудачного похода Карла Великого на Сарагосу в 778 г. многие из сочувствовавших и помогавших ему испанцев, опасаясь преследований со стороны арабов, бежали в Галлию. С поощрения Каролингов, эта иммиграция продолжалась, по крайней мере, до 40-х годов IX в. и привела к тому, что в Руссильоне, Нарбонэ, Каркассэ и Биттеруа обосновалось много выходцев из Испании. Будучи заинтересованы в укреплении неспокойной границы, Каролинги охотно предоставляли им земли для поселения и гарантировали особый, привилегированный статус. Так возникла оригинальная форма землевладения — aprisio, в основе которой лежали присвоение и обработка пустующей земли. Сам термин, известный с конца VIII в. [2311], происходит от латинского глагола aprehendere — захватывать, завладевать, занимать. В русском языке семантически ему более всего соответствует слово "заимка", однако такой перевод не вполне адекватен. В отличие от современных ему и
