производства, во многом зависят от его масштабов, поскольку именно масштабами производства в первую очередь определяется степень и сама возможность применения трудовой кооперации. При этом, разумеется, речь идет не о размерах земельной собственности, а о размерах производящего хозяйства. Наличие в Средиземноморской Франции в течение всего раннего средневековья крупной земельной собственности несомненно. Другое дело — крупное господское хозяйство, существование которого в изучаемый период является одной из центральных и наиболее спорных проблем социально-экономической истории региона [2356].
Большинство современных исследователей склоняются к тому, что в раннее средневековье южнофранцузская вотчина состояла почти из одних только держаний, господское же хозяйство было развито крайне слабо. Это мнение Ф.-Л. Гансхофа, Р. Бутрюша, Ж. Дюби, Г. Фуркена, Э. Баратье, Э. Манью-Нортье, Ж.-П. Поли, П. Гири, ряда других историков. Она получила признание и в отечественной историографии [2357].
Применительно к первым столетиям средневековья важнейшим источником по этому вопросу является Марсельский политик, на который ссылаются все исследователи, затрагивающие этот сюжет. На первый взгляд, содержащиеся в нем сведения, а именно отсутствие барщины и тот факт, что из 267 названных владений только 2 квалифицированы как домениальные [2358], — ясно указывают на незначительность господского хозяйства. Но как уже говорилось, в полиптике, скорее всего, описана не вся вотчина марсельского аббатства, а лишь очень специфическая группа держаний, которые по тем или иным причинам были слабо интегрированы в хозяйственный организм вотчины. Это обстоятельство само по себе еще не является доказательством наличия в этой вотчине солидного домена, так как владения, не учтенные в дошедшем до нас полиптике, могли также состоять из оброчных держаний, только более доходных для монастыря. Однако с признанием факта неполноты Марсельского полиптика, по крайней мере, "высвобождается место", где искомый домен мог бы существовать. И если он действительно существовал, то это должно было получить какое-то отражение и в Марсельском полиптике.
Сначала несколько источниковедческих соображений.
Полиптики являются, безусловно, важнейшим источником для изучения внутренней жизни вотчины каролингского времени; за возможным исключением хозяйственно-административных трактатов и инструкций, они характеризуют ее наиболее цельно. Из этого, однако, не следует, что структура вотчины, какой она отображена в полиптике, является фотографическим воспроизведением действительности. Как и любой другой источник, полиптик отражает действительность под определенным углом зрения, обусловленным теми задачами, которые ставил перед собой его составитель. Поэтому проверка данных полиптика о соотношении домена и держаний с помощью источников других типов — менее полных, менее точных и, казалось бы, менее адекватных, — дает иногда весьма неожиданные результаты. Примером может служить опыт исследования регистра саксонского аббатства Кореей, составленного в третьей четверти XI в., на основании более древних материалов [2359]. Господское хозяйство прослеживается по этому источнику с трудом. Мы можем судить о нем только на основании сведений о барщине, а барщина отмечена лишь для 26 из 749 держаний. На самом деле домениальное хозяйство играла в этой вотчине гораздо большую роль, поскольку в нем были заняты достаточно многочисленные холопы аббатства. Полиптик не говорит о них ни слова, но другие источники, в первую очередь агиографические, свидетельствуют об их существовании вполне убедительно [2360].
Историк Средиземноморской Франции не может пойти по этому пути, так как в его распоряжении нет того разнообразия источников, которое доступно исследователю истории Германии. Для того, чтобы проверить и скорректировать данные Марсельского полиптика, нужны другие методические приемы. Наиболее выигрышным будет его изучение в системе аналогичных, хотя и относящихся к другим регионам источников.
Назначение, характер и форма описей определяются в первую очередь социально-экономическими особенностями породившего их общества. Как и всякий документ, раннесредневековая опись была вызвана к жизни стремлением разрешить или предусмотреть определенный конфликт. Какие же конфликты и противоречия социально-экономической жизни надеялись урегулировать путем фиксации существующего положения вещей? Ответ очевиден: то были противоречия между вотчинником и зависимыми от него крестьянами. Предметом разногласий были прежде всего повинности крестьян в пользу сеньора (их размер, характер, порядок несения), а также все то, что их определяло: статус держания и статус самого держателя, размеры его хозяйства, численность его семьи и т. д.
Чаще всего полиптик составлялся по инициативе вотчинника, но иногда об этом ходатайствовали и сами крестьяне [2361]. В любом случае полиптик становился перечнем прав и обязанностей крестьян и вотчинника, к которому обращались при возникновении споров между ними. Так, в одном из дипломов Пипина I Аквитанского рассказывается, как крестьяне некоего поместья, принадлежавшего туренскому монастырю Сен-Поль-де-Кормери, захотели оспорить в королевском суде правильность требуемых с них повинностей. Монастырь представил полиптик, составленный за тридцать с лишним лет до этого, где эти повинности были перечислены, и выиграл дело [2362]. Случалось, что полиптик привлекали для разрешения спора между двумя сеньорами [2363], однако для ограждения собственнических (а не сеньориальных) прав вотчинника полезнее было запастись грамотами, подтверждающими факт приобретения спорного владения, а не факт его эксплуатации. Поэтому иногда, например, в аббатстве Сен-Ван-де-Верден в середине XI в., составлялись одновременно и полиптик, и картулярий [2364]. Раздел единой церковной собственности между епископом и капитулом или между епископом и монастырями вверенного ему диоцеза порой также сопровождался составлением описей обосабливающихся владений [2365], однако, безотносительно самого факта появления описи на свет, ее формуляр был обусловлен характером взаимоотношений сеньора с зависимыми крестьянами.
При составлении полиптика раннесредневековый землевладелец меньше всего имел в виду педантичное описание всего своего имущества. Хотя к этому его побуждала уходящая в древность традиция и прожектерские распоряжения первых Каролингов [2366], идея всеобъемлющей описи была несомненно чужда мышлению того времени и в большинстве случаев не получила воплощения на практике. Лучшим показателем того, какие описи были необходимы в хозяйственном управлении вотчиной, является тот факт, что в огромном большинстве случаев до нас дошли описи именно крестьянских держаний. В данном случае важен не столько вопрос о том, все ли типы владений описывались в полиптике, или нет, сколько о том, в какой мере мы можем судить о структуре вотчины, располагая описью одних только крестьянских держаний, — ведь именно таков характер Марсельского полиптика.
Было бы преувеличением сказать, что в северофранцузских полиптиках домен видится только в отраженном свете описания держаний. Например, в Сен-Жерменском полиптике описание каждой виллы начинается с характеристики господского двора [2367]. Но еще большим преувеличением было бы утверждение, что Сен-Жерменский полиптик содержит описание и домена, и держаний. Господский двор фигурирует здесь только как хозяйственный центр поместья. Если бы при изучении домена
