Запада к Византии. Участь западных христиан, оказавшихся в столице, была незавидной: убегая от разъяренной толпы, они оставляли дома и искали только спасения, которого не находили. Их убивали на месте, топили в море, вешали, а имущество латинян немедленно разграблялось или конфисковалось. Погиб даже папский легат Иоанн, находившийся в те дни в столице. Над ним мерзко надругались, а затем обезглавили. Оставшихся в живых латинян византийцы продали туркам в рабство — говорят, набралось до 4 тыс. венецианцев, генуэзцев и сицилийских норманнов. Немногие, найдя спасение на кораблях, направились на Принцевы острова, где сожгли несколько монастырей, а затем направились на запад, грабя по пути византийские города и селения [738]. «Патриоты» торжествовали, даже не догадываясь, чем обернется для Византии это происшествие через 20 лет.
Глава 2. Царственные жертвы
После того как город был очищен от латинян, а поток лиц, спешивших засвидетельствовать свое почтение и покорность Андронику Комнину, резко увеличился, сам Константинопольский патриарх Феодосий вместе с клиром пересек Босфор и прибыл в лагерь победителя. Андроник встретил его театрально-глубоким поклоном, лобызал подошвы сапог и называл «спасителем царя», «ревнителем добра», «поборником истины», «вторым Иоанном Златоустом». Однако отношения между ними не задались с самого начала — патриарх без труда прочел в глазах Андроника его тайные помыслы, а тот понял, что архиерей разглядел адский огонь честолюбия, который по-прежнему сжигал сердце «освободителя». Но ни один из них не подал виду, и разговор продолжился как ни в чем не бывало.
Андроник с напускной грустью сообщил патриарху, будто остался единственным попечителем царя Алексея II (кто его назначал? — риторический вопрос), и у него нет даже помощника. Хотя, как помнится, сам Мануил I перед смертью просил патриарха Феодосия позаботиться о сыне и вверил архипастырю управление Римским государством. На это не без тайной иронии патриарх ответил, что с тех пор, как Андроник Комнин подошел к Константинополю, он «отложил попечение».
Это был явный намек на то, что будущая участь юного царя для него небезызвестна. Андроник вскинулся — он тоже понял, что имел в виду патриарх, но тот, не желая открыто конфликтовать с победителем, смягчил слова и заявил, будто церковные правила и преклонные годы не позволяют ему заниматься политическими делами, да и Андроник может без посторонней помощи воспитать мальчика-царя [739].
Теперь настало время собирать плоды. Андроник переплыл через пролив, направился в Манганский дворец и, упав перед юным царем на колени, обнял его ноги и зарыдал. Но царицу-мать он удостоил лишь холодным кивком головы. После этого Андроник разбил свою палатку рядом с дворцом и ежедневно принимал торжественные делегации горожан. Здесь случился один эпизод, возможно, окончательно повлиявший на умонастроения Андроника Комнина. Возле его палатки бродил нищий побирушка, которого почему-то приняли за лазутчика. Несчастного схватили и тут же сожгли на костре, поскольку, как считал народ, тот покушался на божественную особу Андроника. Поняв, что в глазах обывателей он уже перерос статус «освободителя царя» и значит больше, дядя Алексея II принялся за реализацию второй части своего хитроумного плана, должного обеспечить ему императорский венец.
Переехав в Константинополь, он неожиданно для всех отправился в храм Пантократора на могилу императора Мануила I. Подойдя к гробнице, Андроник упал на колени, воздел руки к небу и заплакал, чем немало удивил современников, знавших, что между ним и Мануилом I не было, мягко говоря, особой любви. Шло время, а Андроник стоял и как бы молился. Но некоторые люди, располагавшиеся поблизости, слышали нечто вроде злорадного шепота, в котором с трудом разбирались отдельные слова. Потом свидетели утверждали, будто в тот момент Андроник смеялся над покойным царственным братом, говоря: «Теперь ты в моей власти, мой гонитель! Я буду мстить твоему роду и заплачу жестоким возмездием за все зло, что перенес от тебя» [740].
После этого Андроник Комнин, как полновластный регент царственного племянника, стал настоящим хозяином положения, распоряжаясь государственными делами по своему усмотрению. Царю Алексею II он предоставил только отдых, настоятельно рекомендуя заняться псовой охотой, выездкой лошадей и забавами с товарищами. Не медля, Андроник сменил весь штат придворных сановников, поставив на их место выходцев из Пафлагонии, своих родственников и других близких людей. Было освобождено от постов множество сановников, а некоторые даже брошены в тюрьму по ложным обвинениям. Опасаясь оппозиции, регент начал умело сталкивать различные политические партии между собой, сея недоверие и... страх. Для большего эффекта Андроник начал широко использовать секретных агентов и тайные доносы, полагая их в основу освобождения лица от должности или ареста.
Взаимное недоверие стало рождаться даже между близкими родственниками, и «брат не смотрел на брата, а отец на сына» — все опасались наветов. Когда Иоанн Кантакузен послал привет брату своей жены Константину Ангелу, содержащемуся в темнице, его тут же арестовали и ослепили как потенциального мятежника. Все смешалось в Византийской империи: человек мог утром слушать приветственное слово Андроника Комнина, а вечером уже находиться в тюрьме. Не обошла стороной злая судьба и тех, кому Андроник был обязан своим успехом — кесариссу Марию, дочь Мануила I, и ее мужа. Вначале внезапно скончалась она, а затем и ее супруг — все говорили, что их отравили по приказу Андроника Комнина [741].
Надо сказать, достигая вершины политической пирамиды, Андроник действовал очень аккуратно, чтобы нигде не продемонстрировать личной заинтересованности в устранении врагов (реальных и потенциальных), а также постепенно косвенно приучая всех к мысли о наличии у него царственных прав. В первую очередь Андроник вознамерился устранить от императора его мать. Он умело запустил слухи, будто царица плетет интриги против него и действует противно благу государства. Дошло до того, что регент за деньги возбудил толпу, требовавшую следствия над царицей Марией, и направил мятежников к патриаршим покоям. Опасаясь угроз, патриарх дал согласие на следствие и удаление императрицы из дворца. Помимо этого, как соучастники царицы, были устранены и наиболее уважаемые вельможи [742].
Вторым препятствием, от которого необходимо было как можно быстрее избавиться, стал Константинопольский патриарх Феодосий, неблагосклонно взиравший на политику Андроника. Повод разобраться с ним вскоре нашелся. Андроник решил выдать свою дочь Ирину замуж за незаконнорожденного сына императора Мануила I Алексея. Поскольку жених и невеста приходились друг другу близкими родственниками (их матери являлись двоюродными сестрами), Андроник направил запрос в синод. Многие епископы откровенно испугались отказа могущественному регенту, другие, подкупленные им, открыто высказывались за. Противостоял беззаконию лишь Константинопольский патриарх Феодосий, ни за что не соглашавшийся одобрить этот неканоничный брак. Видя, однако, что
