был схвачен в плен и отправлен в Филиппополь; что с ним стало дальше, неизвестно. Один его сын, Александр, принял ислам и перешел на службу к Баязеду, зато другой, Фружин, впоследствии боролся с османами под венгерскими знаменами. Так закрылась страница истории независимой Болгарии.
Пройдя эту страну, Баязед затем подчинил себе Валахию, его флот тем временем напал на Эвбею, а османские отряды попутно опустошили Фессалию и Морею. Передовые турецкие разъезды дошли до венгерской границы, но были отбиты войском Венгерского короля Сигизмунда (1387–1437) [763].
Наконец, взор султана упал на Константинополь, который не давал ему покоя. Не забыв дерзостного вассала, султан вновь вызвал св. Мануила II к себе в ставку, но царь отклонил это предложение, прекрасно понимая, что оттуда живым наверняка не вернется. Он осознавал, что его отказ будет воспринят османом как открытое неповиновение со всеми вытекающими последствиями. Но альтернативы просто не было. Император не ошибся, и вскоре султан выступил в поход на греков [764].
Не решаясь осадить византийскую столицу по всем правилам военного искусства, он просто блокировал город с суши и с моря, вызвав в нем настоящий голод. Византийцы со страхом наблюдали, как на их глазах на противоположном берегу Босфора вырастает Анатолийская крепость — ключ блокады. Венецианцы, с которыми император успел наладить отношения, присылали понемногу продовольствия в осажденную византийскую столицу. Однако его было явно недостаточно. Положение стало столь тяжелым, что латиняне полагали падение Константинополя неизбежным со дня на день. Лично уважая св. Мануила, они предоставили ему даже корабль для бегства; естественно, василевс отказался от этой услуги [765].
Спасла Византию безграничная энергия императора, не устававшего предпринимать меры по организации общехристианской коалиции против османов. Отправив очередное письмо папе, св. Мануил II понял, что толку от него не будет. И тогда он решился на то, что ранее казалось бессмысленным без Рима — направить прямые послания к королевским дворам. Как ни странно, но этот шаг дал гораздо больший результат. В частности, послание царя к Венгерскому королю дало больше, чем годы переписок с Римской курией [766].
Впрочем, этот результат понятен: к тому времени турецкая угроза стала настолько реальной для государств Западной Европы, что Венгерский король Сигизмунд мгновенно солидаризировался с Византийским императором и сам выступил инициатором нового Крестового похода. Сигизмунд разослал просьбы ко всем монархам, и не без успеха. Правда, Франция, Англия, Польша и Германия выделили лишь по небольшому отряду рыцарей. Но в целом за счет чехов, итальянцев, бургундцев и баварцев получилось довольно боеспособное крестоносное войско, во главе которого стал сам Венгерский самодержец. Всего под его знаменами в 1396 г. находилось до 10 тысяч человек и грузовой флот для перевозки по Дунаю продовольствия. Эта неожиданная помощь пришлась как нельзя вовремя: по-видимому, в противном случае Константинополь должен был неизбежно сдаться османам. Теперь же Баязед вынужденно свернул осаду и срочным маршем направил свои войска против крестоносцев [767].
Венгры с союзниками тем временем взяли город Видин, Рахов сам открыл им свои ворота, и лишь Никополь на 16 дней задержал их продвижение. Но навстречу латинянам уже двигался «молниеносный» Баязед с войском численностью 12 тысяч бойцов. Обиднее всего было то, что, соблюдая вассальную клятву, Сербский князь Стефан Лазаревич (1389–1427) с отрядом сербских рыцарей находился в армии мусульман. В общем, силы противников были почти равны, крестоносцы даже имели известное преимущество за счет тяжеловооруженной рыцарской кавалерии. Но, в отличие от турок, воля которых была сжата в железных руках султана, у крестоносцев единое руководство, как обычно, отсутствовало. И главенство Сигизмунда Венгерского являлось скорее номинальным. Король созвал военный совет, но французские рыцари потребовали уступить им право первой атаки и ничего не желали слышать о действиях остальных отрядов. Пока они спорили, цвет османского войска — янычары заняли удобные позиции на возвышенности южнее Никополя и окопались; остальные войска расположились на флангах и в засаде.
На рассвете 28 сентября 1396 г. французские рыцари начали атаку против легкоконных стрелков турок, сипахов, но попали под контратаку янычар и почти все были перебиты. С присущим западным рыцарям отчаянным безумством, когда речь заходила о подчинении, все последующие отряды действовали по аналогичной схеме, не считая нужным согласовывать свои атаки с Сигизмундом. В результате к полудню крестоносное войско было практически все перемолото турками [768]. Правда, и сами османы понесли большие потери — можно представить, насколько иным мог бы быть результат сражения, если бы латиняне действовали сообща. С большим трудом король Сигизмунд Венгерский спасся морским путем. Раздосадованный большими потерями, Баязед приказал перерезать (!) всех пленных христиан, и только некоторые наиболее знатные пленники получили право на общий выкуп в 200 тысяч золотых монет [769].
Покончив с крестоносцами, Баязед решил развить успех. Потрясенная разгромом у Никеи Европа увидела в скором времени турецкие конные отряды в Штирнии, османы захватили Морею, и деспот Феодор Палеолог поспешил подтвердить свои вассальные клятвы перед султаном. Затем была опустошена Валахия и Фессалоники. Для Византии гибель крестоносцев грозила новой катастрофой, на этот раз практически неизбежной, поскольку турки вновь блокировали Константинополь. Баязед потребовал от Римского царя сдать ему город, но получил отказ. Тогда османы начали методично опустошать и присоединять к своему султанату последние оставшиеся византийские территории, еще принадлежащие Римской империи. Не снимая, конечно осады. В осажденной столице Империи цена хлеба доходила до 20 золотых монет за хлебец, и множество неприбранных трупов людей, скончавшихся от голода, валялось на улицах Константинополя. Практически не осталось воинов, способных держать в руках оружие и стоять на крепостных стенах. Но Баязед не торопился — он был уверен, что город падет и без штурма. Султан хвалился в своих посланиях царю, что после взятия Константинополя сделает из Святой Софии мечеть, а всех мужчин до 30 лет обрежет и обяжет принять ислам [770].
Обезумевшие константинопольцы, ожидая неминуемой гибели, обвиняли во всем императора св. Мануила II. Они даже хотели сместить царя и поставить вместо него бывшего василевса Иоанна VII Палеолога, который в это время проживал в ставке султана [771]. Едва ли могут быть сомнения в том, что Иоанном VII Палеологом играли, и сам он являлся заложником ситуации. Но, как полагают, в глубине души бывший василевс и нынешний претендент был не очень против нового царствования, надеясь после коронации каким-то хитрым способом избавиться от Баязеда. Скорее, это была наивная мечта, чем реальный план, свидетельствующая, однако, об отсутствии у Палеолога мыслей о предательстве родины [772].
И вновь император разослал послания о
