здесь ездить избегали; Альпы пересекали вдали от моря, никак не южнее Бриансона, откуда открывалась дорога на Турин и долину По.
Итак, морская торговля переживала в IX–X вв. трудные времена. Местная торговля, лучше защищенная (во всяком случае, при первых Каролингах) относительно устойчивыми государственными институтами, находилась в лучшем положении, но сведения о ней, как правило, косвенные, в основном — упоминания о цене продуктов, о денежных платежах и т. д. Представление о каролингской эпохе как о времени оживления рыночных связей не находят подтверждения в южнофранцузских источниках. Начавшийся в VII в. кризис торговли и рыночной экономики в целом в VIII–X вв. продолжал нарастать и лишь в XI в. сменился подъемом, В этом отношении я вполне солидарен с Ж. Дюби, П.-А. Феврие, Ф. Вольфом, Э. Баратье, С.М. Стамом и Ж.-П. Поли.
Строго говоря, этот подъем становится очевидным лишь в эпоху Крестовых походов. В это время сведения о внутренней жизни городов, состоянии торговли и ремесел стремительно умножаются в числе и обретают неведомую прежде детальность. XI в. представлен заметно менее многочисленными и менее внятными свидетельствами. Большинство из них касаются расширения городов, в частности возникновения бургов, что, естественно, связано, хотя и косвенно, с развитием торговли и ремесла. Но есть и прямые сообщения о рынках [2624], торговых пошлинах [2625], торговых кораблях и перевозках [2626], морских [2627] и речных [2628] портах, правах на добро, выброшенное на берег в результате кораблекрушения [2629], о строительстве мостов [2630], о купцах [2631] и, конечно же, о денежном обращении, о чем речь пойдет ниже. Более конкретные сообщения редки. Среди них несколько свидетельств о торговле солью, хлебом и вином в Тулузе [2632] и о закупках хлеба для лодевского диоцеза в Руэрг [2633]. Сошлюсь также на любопытный, но, как на зло, лаконичный документ конца XI в. о порядке взимания пошлин с монпельерских купцов, торгующих в Нарбоне [2634]. За какими именно товарами ездили в Нарбон, в этом документе не говорится, но из других известно, что очень большое значение в Монпелье играла торговля солью [2635]. Так же обстояло дело в Арле и Марселе [2636].
О заморской торговле сведений на удивление мало. Ввозили пряности (этим, как и раньше, часто занимались еврейские купцы [2637]), восточные ткани [2638], дорогую упряжь [2639], ослов из Испании [2640], коней из "Барбарии" [2641], драгоценности и другие предметы роскоши. Не давая угаснуть международному торговому обмену, этот импорт, конечно, не делал погоды в экономике. Ничего похожего на массовый ввоз оливкового масла и вина, имевший место вплоть до VII в., в этот период не наблюдается.
Нельзя не отметить, что ни в одном из приведенных выше текстов нет и намека на то, что рынки, таможенные сборы и т. д. представляют собой результат нововведений или нечто исключительное. В тех нечастых случаях, когда мы можем опереться на нарративные источники [2642], торговля также предстает как вполне обычное занятие. На первый взгляд, этому противоречит тот факт, что информация о торговле присутствует лишь в очень незначительной части имеющихся в нашем распоряжении источников. Но не забудем, что подавляющее большинство этих источников составляют документы сеньориального происхождения, фиксирующие по преимуществу те правоотношения, которые лишь минимально или вовсе не были опосредованы рынком. Вряд ли, например, можно всерьез рассчитывать на обнаружение сколь-нибудь значительных признаков рыночной экономики в дарственных грамотах или актах инфеодации. Напомню также, что церковные писцы этого времени (во всяком случае, составители картуляриев) достаточно часто представляли заурядную сделку по продаже имуществу как безвозмездную передачу, вызванную благочестивыми соображениями, вообще опускали многие "низменные" подробности, например состав сеньориальных платежей, по которым можно было бы судить о роли денежной ренты, или же — это несколько другой вопрос — почти никогда не указывали профессию свидетелей, лишая нас, таким образом, важной информации об экономическом облике города. Словом, рыночная составляющая отражена в имеющихся источниках не совсем адекватно.
Все это побуждает с особым вниманием отнестись и к сравнительно редким свидетельствам о торговой деятельности, которые дошли до нас от каролингской эпохи, представленной гораздо меньшим количеством источников. В том, что касается рынка, отличие этой эпохи от XI в., скорее, количественное, чем качественное. Если применительно к IX–X вв. почти все сообщения о торговле приходятся на крупные города, то в десятилетия, предшествующие Первому крестовому походу, источники довольно часто говорят о рынках, устроенных в бургах и собственно в сельской местности. Лучше других изучен соляной торг в местечке Базьеж, расположенном в 20 км от Тулузы по дороге из Каркассона [2643]. Но есть и другие свидетельства, например, относящиеся к Сен-Промас [2644], Ламбеску [2645] Малосен [2646], Лиму [2647], Мюре [2648], Бокеру [2649], Жиньяку [2650] и к целому ряду откровенно деревенских поселений, в том числе Сен-Тибери под Пезенас [2651], Буассьер неподалеку от аббатства Аннан [2652], Жигор под Систероном [2653], Прад-Сегур, расположенному в центральной части Руэрг и, как будто, вдали от основных торговых маршрутов [2654]. В последнем случае, как и в некоторых других [2655], речь идет, строго говоря, не о рынке как таковом, а о пошлине с торговых операций, также называвшейся mercatum и отчуждавшейся наряду с прочими доходами, но для целей данного исследования это различие не имеет большого значения. Примечательно, что участники сделок исходят из того, что в обозримом будущем, вероятно, возникнут новые рынки [2656]. С этого же времени появляются сведения о рыночных мерах, отличаемых от обычных [2657]. Вопрос этот недостаточно изучен, но очевидно, что это различие вызвано к жизни умножением числа торговых местечек, стремившихся утвердить свою систему мер в качестве общепризнанной.
История раннесредневекового ремесла изучена на южнофранцузском материале плохо. Немногочисленные исследователи, занимавшиеся этим вопросом (А. Дюпон, Э. Энгельманн, Ф. Вольф, Э. Баратье, Ж.-П. Поли, Ж. Комб, из отечественных — Н.В. Ревуненкова, С.М. Стам, М.Е. Карпачева) констатировали крайнюю скудость материала старше XII в., и, по большому счету, начинают историю ремесла именно с этого времени.
Раннесредневековые ремесленники фигурируют в источниках главным образом как владельцы или держатели земельных участков. Наделение ремесленников землей зафиксировано уже в завещании Аббона [2658] и в Марсельском политике [2659]. В обоих случаях речь идет о вотчинном ремесле — показательно, например, что упомянутый в политике faber живет вблизи господской усадьбы виллы Галадиус. Статус его следует расценить как привилегированный; во
