важно, они отличаются чрезвычайным разнообразием, а это, в свою очередь, вполне позволяет
считать, что оригинальная ротонда «Кулича» также принадлежит Львову. И, наконец, еще одна весьма
убедительная деталь, подтверждающая его авторство, — своеобразные «воздушные», или «духовые»,
печи в храме, не только сконструированные и усовершенствованные Львовым, но и описанные им в
упоминавшейся выше книге «Русская пиростатика». Такие печи Львов ставил в построенных им
зданиях, и они же были обнаружены в этой церкви при ремонтных работах в 1934 — 1937 годах.
Казалось бы незначительный на первый взгляд факт, но он заставляет нас прийти к убеждению, что
никто, кроме Львова, не мог создать этой в высшей степени своеобразной и выразительной
постройки.
Церковь-мавзолей в селе Никольском под Торжком. Фотография.
* * *
Н. А. Львов.
Проект «воздушной» печи. Гравюра.
Сущность «воздушных» печей Львова заключалась в том, что они благодаря специальным
каналам, вмонтированным в их толщу и проводящим воздух с улицы в комнату, не только обогревали
помещение, но и проветривали его. «Вот в чем состоит главная выгода воздушных каминов и печей,
— пишет автор, — надобно, чтоб вышедший из бабушкиной каморки в мою теплую комнату испытал
над собою то ощущение, которое чувствуем мы в летний день при выходе из тесного театра на
просторный воздух; надобно, чтобы комнаты нагревались наружным воздухом и тем более были
теплы, чем на дворе холоднее. Чтоб воздух сей сам собою беспрестанною переменою очищался,
словом, чтобы можно было сделать в покое тепло, сколько надобно, но чтобы никогда не было в нем
душно». Причем Львов справедливо подчеркивал, что такие печи особенно важны для общественных
заведений, таких, как воспитательные дома, больницы, богадельни. «Воздушные» печи Львова были
предшественницами получившего в первой половине XIX века широкое распространение так
называемого «аммосовского» отопления, суть которого заключалась в том, что нагретый воздух
поступал по особым трубам в помещение сквозь специальные отдушины в стенах.
Церковь в Мурине. 1780-е гг. Фотография начала XX в.
Львов — техник и инженер — неотрывен от архитектора, и в его технических проектах
непременно присутствует эстетическое начало. Печь всегда являлась существенным элементом
оформления интерьера, и надо сказать, что во второй половине XVIII столетия в невероятной моде
были завезенные к нам с Запада фигурные печи. По этому вопросу Николай Александрович
высказывался весьма решительно: «Печи сии могут быть, как обыкновенные, всякой величины и
формы, но по мнению моему та печь лучше других, которой совсем не видно. Ее дело греть, а
украшать печами комнаты последнее дело». И добавлял, уже в полемическом задоре, упоминая имена
модных французских архитекторов-декораторов: «Лафосы, Нефоржи и многие пресмыкающиеся
иноплеменных пустых затей профессоры научили нас делать вместо печей в комнатах холодныя
пирамиды, срезанные колонны, обелиски, печи гробами, урнами, пушками и вазами. Есть ли тут
какой ни на есть толк? А пользы уже конечно нет. Пирамиды и в Египте славны только одним трудом
и величиною, в комнате ли ей место? Что за обелиски, которые и в семиаршинном покое не достают
до потолка? — зубочистки. Урны и надгробия отошлем мы в Невский (монастырь. — Н. Н.).
Срезанные колонны в комнате похожи на казненного Полкана богатыря, которого члены, будучи
несоразмерны ничему в доме, все подавляют. Печи вазами столько же безобразны, сколько и вазы
печами».
Иконостас церкви в Мурине. 1780-е гг. Фотография начала XX в.
В приведенных словах отчетливо проступает кредо Львова-архитектора, для которого разумная
целесообразность была важнейшей основой в архитектурном проектировании.
«Воздушными» печами снабдил Львов еще одну необычную церковь, выстроенную также в
восьмидесятых годах под Петербургом — в усадьбе Воронцовых Мурине (ныне станция Девяткино).
Когда-то эта своеобразная постройка, созданная талантливым зодчим, господствовала над
территорией барской усадьбы. Она и сейчас возвышается над окружающими зданиями, хотя с
каждым годом ее состояние катастрофически ухудшается и она остро нуждается в срочной
реставрации...
* * *
Львов не раз обращался в своем творчестве к постройкам с подчеркнуто выраженной вертикалью.
Есть подобные примеры и среди его проектов, и в натуре — взять хотя бы колокольню в селе
Арпачеве под Торжком, прозванную местными жителями каланчой. Архитектор на разные лады
разыгрывал эту тему, всячески ее варьируя, и одна из таких вариаций была им воплощена в Мурине.
Эта церковь — многоярусное сооружение, в цокольном этаже которого находится усыпальница
Воронцовых. Над ней — церковное помещение, классически ясное, просторное и уравновешенное,
перекрытое куполом. Выше, над основным каменным объемом, воздвигнута восьмигранная
деревянная звонница, и, наконец, все здание завершено деревянной ротондой-бельведером без какого-
либо функционального значения, необходимой чисто эстетически. Здесь снова невольно любуешься
утонченным мастерством Львова: рисунком коринфских капителей, формой деревянных балясин
балюстрады.
Автор сам следил за строительством, что явствует из его письма графу А. Р. Воронцову от 26
августа 1787 года: «Сейчас еду в Мурино для окончания последнего свода на церкви, которая
нынешним летом будет под кровлею». Окончена она была в 1790 году — эта дата читается под
фронтоном на фотографиях с натуры, сделанных в начале XX века.
В своем родном Торжке Николай Александрович с детства мог любоваться старыми русскими
деревянными церквами (одна из них стоит и по сей день), с их веками устоявшейся формой —
восьмерик на четверике. Видно, где-то подспудно жила в его сознании эта исконно русская высотная
композиция и вдруг пробилась сквозь толщу идей и форм классицизма. Так и есть: на четверик, то
есть кубический или приближающийся к кубу объем, оформленный, правда, тосканскими колоннами
и фронтоном, поставлен типичный восьмерик, да к тому же еще и деревянный.
Традиционные формы ярусного построения, идущие от зодчества Древней Руси, а также сочетание
кирпича в нижней части сооружения с деревянным верхом довольно часто встречаются в русской
архитектуре конца XVIII — начала XIX века. Каждый мастер всегда индивидуально использовал
накопленный веками опыт, и работы Львова прекрасный тому пример, — в них отчетливо проступает
неповторимый авторский почерк.
И еще одна характерная особенность: несмотря на использование традиционных приемов,
употреблявшихся в древнерусских церквах, глядя на этот храм, невольно отмечаешь, так же как и в
«Куличе и Пасхе», его светский характер. Светлое и нарядное при всей своей простоте здание лишено
многих, обязательно свойственных русским церквам черт. Во-первых, если говорить об алтарном
восточном выступе, так называемой апсиде, то придется признать, что у Львова она не имеет своего
особенного специфического значения, так как архитектор с западной стороны предусмотрел точно
такой же симметричный выступ. В результате нижний ярус Муринской церкви оказался до удивления
похожим на знакомый уже нам по чертежу «садовый домик для дачи графской» в Полюстрове. Во-
вторых, как правило, русская церковь помимо колокольни имеет либо одну, либо пять глав. В данном
