Византийского царя. Видя глубокую заинтересованность понтифика в достижении унии с Восточной церковью, василевс согласился на проведение объединительного Собора в Италии. Но и со стороны Рима имело место не менее существенное отступление от старых позиций: папа согласился
на диалог и соборное обсуждение спорных вопросов. Ранее, как известно, он допускал лишь присоединение Константинополя к своему решению [826].
На самом деле папа получил больше василевса, убивая одной пулей сразу несколько зайцев. Он настоял на облюбованном им месте Собора, продемонстрировал всему Западу свою власть, выступил в достойнейшей роли объединителя Церквей, а заодно кассировал решения Базельского Собора, собрав в Ферраро еще до прибытия греков параллельный Собор. Разумеется, письменное согласие Византийского царя прибыть в Италию прибавило политического веса папскому собранию за счет, разумеется, Базельского Собора. Чтобы укрепить Иоанна VIII в принятом решении, он обещал взять на себя все расходы византийской делегации на период проведения Вселенского Собора в Ферраро. Это было очень актуально, поскольку государственная казна Византии оказалась пустой [827].
Следует попутно заметить, что ограниченность Восточной церкви теми территориями, которые остались еще византийскими, в последнее столетие резко сузила возможности богословских школ и их количество. Поэтому не стоит удивляться, что по распоряжению царя четверо самых выдающихся богословов были срочно хиротонисаны в епископов, чтобы иметь возможность выступать в Ферраро: св. Марк Эфесский, Виссарион Никейский, Исидор Московский и Дионисий Сардийский [828].
В конце 1437 г. в Константинополь прибыли папские триеры, на которых греческая делегация должна была выехать в Италию. Император вместе с братом, деспотом Димитрием, патриархом Иосифом, местоблюстителями остальных восточных патриархий, епископами и сановниками — всего насчитывалось до 700 человек, загрузился на них и отправился в Италию. Однако поездка сразу же не задалась. В составе греческой делегации не было единства, и епископы разделились на две противоборствующие партии. Самым видным латинофилом являлся Георгий Схоларий, вождем ортодоксальной партии считался св. Марк Евгений, митрополит Эфесский [829].
Пугали и внешние катаклизмы. Едва василевс взошел на галеру, как в столице началось большое землетрясение. Затем византийские суда были обстреляны турками, крепость которых располагалась на другом берегу Босфора. А в Мадите, где сделали кратковременный отдых, вследствие нового землетрясения галера императора даже получила серьезные повреждения. Тем не менее 7 февраля 1438 г. императорский корабль первым прибыл в Венецию [830].
Триера царя стала в гавани св. Николая, и многие толпы венецианцев пришли приветствовать его. Иоанна VIII специально уведомили, чтобы он не спускался с корабля, поскольку рано утром его должен приехать встречать дож Венеции Франческо Фоскари (1423–1457) со всем Советом Республики. В воскресенье, 9 февраля 1438 г., прибыл дож в парадных одеждах на корабле, украшенном золотом. За ним следовало 12 судов, украшенных чуть скромнее, а затем триера, предназначенная для Римского царя. Все моряки были одеты в специально пошитые костюмы с гербами Республики, а рыцари в великолепных доспехах держали штандарты с гербами Палеологов. Трубили трубы, и толпы зевак заполнили собой все побережье. Дож приблизился к императорской триере, взошел, поклонился василевсу, рядом с которым восседал его брат Димитрий. И когда Иоанн VIII передвигался по городу, гром труб и радостные крики тысяч венецианцев приветствовали его на всем пути следования [831].
На следующий день византийская делегация отправилась в храм Святого Марка, где служили Литургию. Венецианцы, ранее не видевшие греческой службы, были поражены ее красотой, и, по словам летописца, говорили: «Мы никогда не видели греков и не знали чина их поведения. А слышали о них краем уха и считали их варварами. А теперь видим и веруем, что они первородные сыны Церкви, и Дух Святой глаголет в них». Но на самих византийцев посещение знаменитого храма произвело шокирующее впечатление: они увидали в нем множество святынь, похищенных венецианцами после захвата Константинополя в 1204 г. [832]
28 февраля византийцы покинули Венецию и отправились в город Ферраро, располагавшийся на берегу реки По, куда прибыли 4 марта. Папа Евгений уже ожидал императора, которого встречала пышная делегация Римской курии с епископами, кардиналами, светскими правителями и рыцарями. Василевсу подвели богато украшенного коня, и он отправился к апостолику, который при известии о приближении Иоанна VIII Палеолога вышел к нему навстречу. Император и папа обнялись, поцеловались и удалились в сторону, отдельно ото всех оговаривая какие-то вопросы. Затем они расстались, и император отправился в великолепный дворец, предназначенный ему для проживания.
Сложнее оказалось с Константинопольским патриархом Иосифом, которого папские нунции пытались убедить соблюсти протокол и припасть к ноге апостолика. Не без резона архиерей спросил: «Откуда у папы такие привилегии? Какой Вселенский Собор дал ему их? И разве апостолы целовали стопу апостола Петра? Кто-нибудь слышал об этом?» Ему попытались объяснить, что это «древний» обычай, которому беспрекословно повинуются и Германские императоры, и остальные западные государи. Но патриарх ответил, что это — новшество, и он не готов следовать ему. Когда страсти накалились, византийский архиерей напрямую заявил, что никогда не станет лобызать стопу папы, а в случае упрямства Римского клира просто уедет назад в Константинополь со всеми своими епископами; пусть папа проводит Вселенский Собор без них.
Пришлось уступить, но в отместку папа Евгений встречал Константинопольского патриарха не во дворце, а в своих личных апартаментах, и встреча эта носила сугубо формальный характер. Восточные архиереи откровенно ворчали, обращаясь к патриарху: «Эти и многие подобные вещи надо было обдумать и решить. Когда мы спрашивали и хотели знать, как и на каких условиях мы отправимся к латинянам, ты обещал, что все будет хорошо. Мы думали, что ничего не осталось из необходимого, что не было бы несогласованным или невыясненным» [833].
Несмотря на эту натяжку, Рим мог считать, что инициатива на Соборе принадлежит ему. Но тут неожиданно император обратился с ультиматумом к понтифику, потребовав, чтобы на Соборе присутствовали все западные государи. Более того, он посчитал, что обсуждение спорных вопросов может начаться не ранее чем через 4 месяца по прибытии византийцев; и объяснил почему. Помимо церковных вопросов, императора волновали проблемы безопасности Константинополя и последних византийских земель. А потому он очень надеялся договориться с европейскими государями о военном союзе [834].
Апостолик стушевался. Это невозможно, заявил он, поскольку император и короли постоянно воюют друг с другом; однако василевс настаивал. В принципе он был совершенно прав, требуя, чтобы на Соборе присутствовали светские владыки. Помимо прочих причин, изложенных выше, это позволяло сохранить «принцип симметрии». Далеко не всегда Римский царь присутствовал на Вселенских Соборах, и если уж он прибыл, то к нему должны были присоединиться другие венчанные
