Германии, который, однако, был проигнорирован Французским королем
Генрихом I (1031–1060), опасавшимся столь деятельного влияния папы на церковные дела в его королевстве. Тем не менее на первом же заседании понтифик потребовал, чтобы каждый из присутствующих членов Собора объявил, брал ли он деньги при своем посвящении. Призналось всего 5 человек, которых простили и восстановили на кафедрах. А когда архиепископ Безансонский попытался высказаться против, он тут же был поражен немотой — эпизод, сказавший присутствующим больше, чем нашим современникам [846]. Затем папа отправился в Тевтонское королевство, а оттуда в Швабию, где потребовал от своего родственника, графа
Адальберта (?–1099), вернуть несправедливо захваченную обитель в Хиршау и позаботиться о ее восстановлении. Авторитет Льва IX, как аристократа и благочестивейшего понтифика, сработал и здесь — граф тут же согласился [847].
На Пасху 1049 г. Григорий вместе с папой Львом IX провели решение о категорическом запрете симонии и сожительстве священников с женами. Понтифик и Гильдебранд казались вездесущими: они без устали совершали длительные путешествия по всей Европе, зато повсеместно местные синоды транслировали решения Римского собора 1049 г.
Вскоре папа окружил себя коллегией преданных кардиналов, сформировавших организованный аппарат клириков, деятельно восстанавливавших единоначалие понтифика в Западной Церкви. Многие священники и даже епископы были низвержены и осуждены. Однако, начав с триумфа, Лев IX закончил свой понтификат полным провалом. Вовсе не забывая о политических интересах Апостольского престола, папа имел собственные планы в отношении Южной Италии, особенно Апулии и Кампании. Ловко играя на противоречиях всех заинтересованных лиц, понтифик добился того, что 5 июля 1051 г. беневетцы назвали его своим государем. А в следующем году император Генрих III обменял Беневент на Бамбергское епископство. Он, однако, не учел, что у норманнов также возникли свои виды на Южную Италию, и те успешно громили всех союзников Римского епископа. Льву IX пришлось срочно просить помощи у императора и стать во главе объединенной армии. Тем не менее он потерпел от викингов поражение 17 июля 1053 г. при Чивитате и даже попал к ним в плен, к чему в немалой степени причастны византийцы, чьи войска не явились к месту сражения [848].
Проявляя глубокое почтение к сану понтифика, норманны препроводили его в Беневенто, чтобы определить условия своего мирного договора с Римским епископом. В своем послании к Константину Мономаху апостолик еще надеялся, что соединенные королевские, императорские и папские войска изгонят «варваров» с итальянских земель, но его просьбы о помощи оставались неуслышанными. Целых 9 месяцев Лев IX пребывал в плену, здоровье его ухудшалось, и он вынужденно, хотя и не без злорадства по отношению к Константинополю, признал легитимность всех норманнских завоеваний в Папской области [849].
Крайне раздосадованный тем, что византийские союзники, на которых он так надеялся, не прибыли к дню битвы, желая направить энергию сыновей Севера в другую сторону, апостолик благословил их занять Сицилию, что ему потом ставилось в вину строгими «клюнийцами». Конечно, в Константинополе также не понравилось, что понтифик так легко «дарит» чужакам исконные византийские земли, за которые было пролито столько крови. Но папе было уже все равно: Лев IX умер 19 апреля 1054 г. на 53-м году жизни [850].
Когда это случилось, Григорий Гильдебранд был во Франции, откуда поспешил принять участие в выборе нового папы. По его подсказке понтификом был избран германский прелат Гебхард, епископ Эйхштадта, страстный поклонник императора Генриха III, принявший имя Виктора II (1055–1057). Но это было еще впереди, а пока вернемся к событиям, приведшим к Великому расколу Кафолической Церкви.
Глава 4. Великий раскол 1054 г.
После умиротворения Западной Церкви, настал черед Константинополя, к патриархам которого Григорий Гильдебранд и папа Лев IX относились с высокомерным презрением. Выступив против епископа Беренгария, отрицавшего учение о пресуществлении, Гильдебранд сильно охладил и без того малодружеские отношения с Восточной Церковью. А папа Лев IX решил ревизовать статус Константинопольского патриарха, найдя его излишне завышенным и неканоничным. В своем послании в Константинополь Лев IX доказывал, будто Константинопольская Церковь является только «дочерью» Римской Церкви, испокон века главенствующей на Востоке и Западе, и никак престол «Нового Рима» не может называться «вселенским». Видимо, в ответном послании с Востока ему напомнили характеристики пап последних двух столетий, далеко не лицеприятные, но Лев IX не растерялся. Спокойно и хладнокровно, как будто читая лекцию, понтифик оправдывался от этих обвинений, доказывая, что между officium (священным саном) и meritum (личными заслугами) нет никакой устойчивой связи [851].
Наверное, этого можно было и не делать, поскольку еще со времен древней Церкви это разделение считалось общепризнанным. И речь должна была идти не о «личных заслугах», а о том, что многие папы последних столетий подрывали авторитет самой Римской Церкви, издревне имевшей большой авторитет во всем православном мире — несомненный факт для христианского Востока. Такой же безусловный, как и прерогативы Константинопольской кафедры, полученные еще со времен II Вселенского Собора. Почему папа должен был восстанавливать авторитет Апостольского престола за счет уничижения Константинопольского патриарха? Этот вопрос, гораздо более актуальный, чем притязания Рима, понтифик вполне благоразумно для себя не затрагивал.
Неожиданно к 1046 г. он получил поддержку в Константинополе в лице императора Константина IX Мономаха. Объективные обстоятельства вынудили василевса искать новой основы для столь нужного ему союза с Римом, поскольку авторитетом папы он надеялся немного урезонить ставшего чрезмерно могущественным патриарха Михаила Керуллария. К тому же царь не оставлял надежды вернуть утраченные итальянские владения. Узнав о резко выросшем авторитете папы в период понтификата Льва IX — человека глубоко благочестивого, василевс попытался навести дипломатические каналы.
Одним из его соратников явился итальянец Аргир Мелит, урожденный аристократ города Бари, ставший горячим пропагандистом объединения усилий Византийского императора и Римского епископа. Это была авторитетная и сильная личность, имевшая большое влияние на внешние события. Достаточно сказать, что в 1042 г., когда возникла апостасия Маниака, император Константин Мономах много сделал, чтобы привлечь Аргира на свою сторону; это в немалой степени предопределило победу над мятежником [852]. Его назначили катепаном Италии, дали титул магистра, и в течение долгого времени Аргир проживал в Константинополе, ведя переговоры с императорским двором и патриаршим окружением о перспективах союза с Римом.
Альянс Константинополя и Апостольской кафедры был объективно выгоден обеим сторонам. Норманны, овладевшие многими областями Южной Италии, уже вплотную подошли к границам папских владений. Местное население, затерроризированное варягами, дошло до такой степени ненависти к ним, что, по словам одного очевидца, «почти невозможно для нормандца, даже если он —
