однако, судя по его завещанию, их социальный статус мало чем отличается от статуса отпущенников и колонов.
Но неужели у Аббона или у аристократов Цезария не было министериалов в более средневековом смысле слова? Или дружинников, советников, других людей свободного статуса, по тем или иным причинам решивших равняться на этих "светлейших и сиятельных" господ? Чтение Григория Турского или агиографических текстов VII–VIII вв. убеждает в том, что такие люди составляли неотъемлемую часть общества. Но поскольку их служба еще не была опосредована получением в условное владение земли, следы их существования следует искать не в поземельных, а в более личностных отношениях. Это касается и терминологии.
Начну с термина amicus, который уже анализировался в связи с рассуждениями Цезария о "соседях" и "друзьях". Не подлежит сомнению, что среди amici богатых и влиятельных людей было немало именно соседей — по крайней мере, в сельской местности. Но речь идет, конечно, не только о живущих по соседству приятелях. Так, в написанном не более полувека после смерти Цезария житии св. Консорции, аристократки из territorio Aquense, встречаются выражения affines et amici и vicini fideles — последним она раздает перед смертью свое имущество [3116]. Кем были эти "верные соседи", источник не сообщает, но это, безусловно, зависимые люди, причем есть основания полагать, что они и жили во владениях подвижницы — напомню, что одно из ее имений квалифицировано как vicus [3117]. "Друзья" более агрессивных магнатов выступали в роли, если не дружинников, то подручных, способных с оружием в руках умыкнуть богатую наследницу даже из монастыря, как то случилось со св. Рустикулой, родившейся в это же примерно время in territorio Vasionense [3118]. Замечу, что "друзья" ее семьи упомянуты в одном ряду со "знакомыми" и домашней челядью и занимают в нем среднее положение [3119].
В связи с этим уместно процитировать Сидония Аполлинария, который, с похвалой отозвавшись о домашнем устройстве одного из своих приятелей, заметил, что его "сельские рабы умелы, а городские — послушные друзья, довольные патроном; его стол накрыт равно для гостя и клиента" [3120]. Вестготская правда также сближает понятия amicitia и patrocinium [3121]. Наконец, в житиях можно встретить, на первый взгляд, абсурдное и даже святотатственное словосочетание amicus Dei, которое, однако, нужно понимать не как "Божий друг", а как "Божий избранник", "человек, находящийся под Божьим покровительством" [3122]. Vetus Latina, а затем Вульгата называют так Моисея, что вызвало целый поток комментариев, начиная с Тертуллиана, но к VI в., под влиянием все более социально значимого употребления слова amicus, данное выражение было переосмыслено, так что в рассуждениях Цезария amici Dei вполне логично занимают срединное положение между servi Dei, с одной стороны, и filii Dei — с другой [3123].
Конечно, по большей части, слово amicus встречается в своем основном и первичном значении, но далеко не всегда, когда так кажется на первый взгляд: в некоторых "друзьях" нетрудно разглядеть зависимых людей [3124]. Григорий Турский неоднократно говорит о "верных друзьях" королей и графов [3125]. В формулах и документах меровингской эпохи amicus — это вооруженный спутник знатного человека [3126]. В каролингское время предпочитали слово fidelis, но можно встретить и amicus, особенно в сочетании amicus regis [3127]. Такое словоупотребление уходило корнями как в классическую литературу Рима [3128], так и в Вульгату [3129].
В документах Х–XII вв. слово amicus, конечно, имеет разные оттенки, в том числе сугубо эмоциональные. Однако документы — не тот тип текстов, где так уж уместно говорить о дружеских чувствах [3130], поэтому, столкнувшись с тем, что "другом" назван участник сделки [3131], следует насторожиться. Иногда так говорят о благодетеле своего монастыря [3132]. Делая дарение епископу Агда, виконт Безье называет себя его "прямым другом"; в свою очередь, виконт Нарбона обещает архиепископу этого города быть "его верным другом и человеком" [3133]. Что именно это значит, не слишком понятно, но речь, безусловно, идет о социально значимых отношениях. Amici сопровождают сеньора в ответственные моменты его жизни, в частности, выступают его душеприказчиками [3134], заверяют и "одобряют" его сделки или же вместе с ним оспаривают сделки, затрагивающие его интересы [3135]. Благочестивые дарения делаются сеньором иногда и во их спасение [3136]. В ряде грамот термин amicus использован как синоним терминов miles и fidelis [3137].
Григорий Великий поясняет, что тех, кого в обиходе называют "друзьями", ученые люди величают клиентами [3138]. Так, может быть, одним из источников иерархически организованного класса феодалов были древние отношения патроната и клиентелы? Они были широко распространены на рубеже античности и средневековья. Это следует уже из формул вежливости, которыми изобилует переписка этой эпохи. И для Сидония, и для Руриция, и для Эннодия, и для персонажей Григория Турского было вполне естественно назвать адресата (особенно если он был старше или дольше занимал епископскую кафедру) патроном, себя же — его клиентом [3139]. Сидоний неоднократно говорит и о клиентах в собственном смысле слова, в том числе применительно к южным районам Галлии [3140]. Провести грань между патронатом в юридическом и социо-культурном смысле зачастую нелегко, но фигуральные выражения, по-своему, не менее информативны, чем зарисовки конкретных жизненных ситуаций [3141]. Клиентов отличали от колонов; они считались частью плебса [3142]. Сидоний относится к ним достаточно благожелательно, исключая "паразитов", т. е. нахлебников, мерзостям которых он посвятил целое послание [3143]. Другие авторы этой эпохи также свидетельствуют о распространенности отношений патроната [3144].
К VII в. слово "клиент" практически выходит из употребления [3145], тогда как слову "патрон" была уготована долгая жизнь, хотя и в достаточно специфическом значении. Как известно, епископ считался патроном своего города [3146]. Отношения человека с Богом, а также со святыми, нередко также осмысливались по аналогии с патронатом, или патроцинием [3147]. Со временем институциональное содержание термина было забыто, его стали понимать в общесоциальном и религиозном смысле. Например, написанное уже в каролингскую эпоху житие Севера Агдского называет своего героя "дефенсором и патроном граждан Агда", хотя он был не епископом, а всего лишь аббатом местного монастыря [3148]. Насколько я могу вспомнить, в грамотах сеньоры никогда не называются патронами. Напротив, с начала XII в., благодаря более книжной, чем раньше лексике писцов, воины, стоявшие на низших ступенях феодальной иерархии, иногда именуются "клиентами" [3149].
