и откроются взорам народа жестокие зрелища и истерзанные трупы, значит законы в сердцах граждан искажают идеи справедливости, зарождают в сознании общества дикие предрассудки, которые в свою очередь породят еще худшие» [82].
Независимо от того, как поступали сам Робеспьер и его сторонники во время французской революции, высказанное им предположение оказалось фатальным. Внедрение большевиками коммунистической идеологии в России, в этой полуазиатской стране, вызвавшее судьбоносные для всего мира события, революционные потрясения и ужасы инспирированной ими гражданской войны, способствовало формированию в сознании людей серьезных психических нарушений. До сих пор многие наши сограждане испытывают чувства беззащитности, безысходности, отчаяния от нищеты и отсутствия надежды на лучшее будущее для себя и своих потомков. Отброшенные после революции 1917 года принципы человеколюбия, милосердия, искусственное разделение общества на непримиримые враждующие между собой классы, установившие и продлившие красный террор на многие годы, — все это отрицательно сказывается на жизни даже современного общества.
Каждодневная агитация, пропаганда лозунгов большевиков и обещаний «светлого будущего», заведомо нереальных и несбыточных, в тех условиях воздействовала успешно и безотказно. Понимая это, Ленин писал:
«Лозунги превосходные, увлекательные, опьяняющие, — почвы под ними нет, — вот суть революционной фразы» [83].
Здесь он не ошибался. В тех условиях любая надежда на улучшение жизни народа, любые обещания со столь высоких трибун приобретали очертания реальности и правды.
Под влиянием чрезмерной дозы опьяняющей агитации, которая подкупала, захватывала, увлекала, вселяла надежду в замороченные головы бойцов, привлекаемые командованием воинские подразделения в помощь чекистам и отрядам службы тыла к розыску и обезвреживанию бывших солдат и офицеров, восставших крестьян и беженцев тоже действовали беспощадно. Все чаще армейские части были задействованы для несвойственной им «работы», особенно для подавления крестьянских выступлений и отрядов повстанцев, с приближением к территории Крыма.
Не исключено, что командование Красной армии в этот период применяло децимацию — наиболее репрессивную и кровавую древнеримскую меру расправы с бойцами когорты, которая не проявила настойчивости в бою или, более того, дрогнула и начала отступать перед противником. В этих случаях убивали каждого десятого воина. Переняв у древних римлян этот дикий обычай, большевики перенесли жестокий метод подавления на реальную почву. П.А. Шевоцуков в своей книге «Страницы истории гражданской войны» описывает события, происшедшие в Люблянском полку, который под натиском противника оставил свои позиции. 22 ноября 1919 г. Можайский воентрибунал постановил расстрелять уже не каждого десятого, а каждого пятого красноармейца в 1-й и 3-й роте полка, а в остальных ротах — каждого десятого. Подобные экзекуции над красноармейцами происходили и на Восточном фронте в 1918 г., когда каждый десятый боец Петроградского полка был расстрелян за отступление под Казанью [84]. Инициатива применения децимации принадлежала, конечно же, не строевым командирам, выросшим в рабочей и крестьянской среде, а тем, кто в университетах изучал латынь и хорошо знал исторические трактаты Тацита, Светония, Фукидида и других известных авторов. Не исключено, что децимация применялась и в войсках Южного фронта. К тому же член реввоенсовета Южного фронта С.И. Гусев был участником и свидетелем ее в 1918 г. в Казани.
Действительная цена большевистских обещаний стала известна бойцам уже вскоре после войны и их демобилизации. Преисполненные гордостью победителей, бывшие красноармейцы в ожидании почета и свободы вместе со всеми крестьянами оказались на положении крепостных и были вынуждены работать практически бесплатно, пополняя «закрома родины» на земле, которая им не принадлежала.
А бывшие фронтовые агитаторы, политработники, выросшие по службе и занявшие высокие партийные и чекистские должности, а также представители высшей партийной элиты — в основном выходцы из дворянских семей, изначально перехватившие у пролетариата руководящую роль и прикрываясь Советами, захватили безраздельную власть и беспощадно подавляли малейшие проявления недовольства и инакомыслия. Диктат, насилие и произвол заставляли бывших красноармейцев задумываться над тем, за что погибли их товарищи в борьбе за советскую власть на многочисленных фронтах гражданской войны? Зачем пролито столько крови с обеих сторон? Оправдана ли была непомерная жестокость к восставшим крестьянам и военнопленным Белой армии? Разве не для них была завоевана народная власть, оказавшаяся в руках беспринципных партийных функционеров? Думать об этом было можно, но только тайно. Тот, кто высказывал крамольные мысли, сразу оказывался за решеткой. К недовольным бывшим красноармейцам применялись те же репрессии, тот же террор, который, по существу, ничем не отличался от безжалостной расправы над пленными, чиновниками и другими «бывшими» людьми со стороны этих же бойцов революции.
На юге и западе страны обстановка оставалась сложной и опасной. Недавние поражения революций в Германии и Венгрии повергли большевистское руководство в уныние. Отсутствие ближайших перспектив революционных переворотов в странах Европы, из-за чего победа мировой революции откладывалась на неопределенное время, противоречило «закономерностям» процесса развития общества. Все это, как неоднократно утверждал Ленин, угрожает самому существованию так легко доставшейся власти над огромной страной. Наша отсталость, писал он, двинула нас вперед и мы погибнем, если не сумеем удержаться до тех пор, пока мы не встретим мощную поддержку со стороны восставших рабочих других стран.
Революционное движение в Европе затухало и уже не было надежды на то, что какая-либо страна последует примеру России. Население европейских стран, давно живущее по принципам цивилизации и предпочитающее свои внутренние проблемы решать демократическим, парламентским путем, «скачкообразный» революционный путь развития посчитало для себя неприемлемым. Оно с ужасом наблюдало за последствиями воплощения в жизнь коммунистических идей на территории бывшей Российской империи, а потому решительно отвергло призывы местных коммунистических инициаторов переворотов [85].
А какая была уверенность в победе революции в мировом масштабе, сколько возлагалось надежд и строилось глобальных планов!? Лозунги «мировой революции» были у всех на устах. На всех съездах, конференциях, собраниях, сходках, не говоря уже о заседаниях Политбюро ЦК РКП(б), СНК и ВЦИКа, из уст партийных функционеров постоянно раздавались призывы к победе мирового пролетариата. При этом часто высказывались намерения оказывать угнетенным рабочим иных стран необходимую помощь в завоевании ими власти. На содержание компартийных групп за рубежом, издание подстрекательской литературы и другие расходы, связанные с подготовкой акций протеста и неповиновения, забастовок, восстаний, переворотов, по решению Политбюро ЦК РКП(б) за границу направлялись сотни миллионов золотых рублей. И такая политика проводилась в то время, когда собственный народ, измученный голодом и холодом, был доведен тяжелыми условиями войны, революциями,
