императора от польского престола лишил панскую оппозицию их кандидата, мятежный Гданьск и Пруссия подчинились королю.
Баторий ликвидировал и конфликт с турками, помог им усмирить Молдавию. Предводителя восстания Подкову заманили к королю, схватили и перед османским послом отрубили голову. Султан поблагодарил Батория, пожелал «славы и победы». Сам он к союзу против России не присоединился, война в Персии оказалась гораздо тяжелее, чем он надеялся. Но разрешил действовать против русских своим вассалам — Трансильвании, крымскому хану. Совсем недавно положение польского короля выглядело отчаянным, но очень быстро выправилось. В январе 1578 г. он развернул перед сенатом грандиозную программу — отобрать у России все ее «завоевания» вплоть до Калуги и Новгорода (и даже новгородских владений на Северной Двине). Папа Григорий XIII демонстративно поддержал короля, прислал ему меч с благословением на войну. Это помогло склонить депутатов сейма, да и планы короля им понравились, они постановили ввести чрезвычайные военные налоги.
Шведы с поляками до сих пор соперничали в Прибалтике. Но в 1578 г. в Стокгольм отправился высокопоставленный иерарх ордена иезуитов, папский легат Антонио Поссевино. С помощью королевы Екатерины Ягеллонки уговорил Юхана перейти в католичество, а при этом помог ему заключить военный союз с Польшей. Вдобавок, Швеция сделала вообще оригинальный ход. Она продала Ревель императору, и Рудольф II с какой-то стати согласился. Хотя город и без того формально принадлежал к его владениям. Теперь же император стал помогать Ревелю, но в нем по-прежнему распоряжались шведы, и они же получили от покупателя деньги для найма солдат. К антироссийской коалиции тайно примкнул и король Дании. Тоже ввел негласное эмбарго на военные товары для царя. Стал препятствовать английским, голландским, французским судам ходить в Россию вдоль норвежских берегов, там появились датские пираты.
На фронте до сих пор противники России вели себя пассивно, но с конца 1577 г. вдруг начались попытки ужалить то в одном, то в другом месте. В Ревеле собралось много беженцев, но ливонцы благородством не отличались и соплеменникам помогать не спешили. Они голодали, нищенствовали, умирали под забором. Сын мастера-монетчика Иво Шенкенберг собрал банду из таких бесприютных, озлобленных людей, портовой черни, крестьян. Ничего не платил им, но предоставил грабить села, подвластные русским.
Ливонцы объявили Шенкенберга национальным героем, прозвали «Ганнибалом». Но этот «Ганнибал» не переходил Альпы и битв не выигрывал. Он наладил разведку и высматривал места, где русские гарнизоны потеряли бдительность. Внезапными налетами ворвался и разорил Пайде, сжег Пернов и еще два замка. Вместе со шведами погромил предместье Дерпта. Всех русских пленных Шенкенберг не просто убивал, а предавал диким мучениям, в том числе женщин и детей [684]. Терроризировал и эстонцев, чтобы служили не русским, а ему.
Шведский адмирал Гилленакр с флотом появился у Нарвы, сжег предместья, высадил десант, но его прогнали. Отряды шведов вторглись в Карелию, разорив села. Поляки тоже высматривали слабые места. В Дюнебург в знак «дружбы» прислали русским на праздник несколько бочек вина. А когда воины погуляли, ворвались и вырезали их. В Вендене воевода Иван Куракин беспробудно пил, запустив службу [685]. Поляки подкупили мастера-латыша, он сделал копию ключа к крепостным воротам. Ночью неприятели проникли в город и захватили его. А прощение государем Магнуса обернулось ошибкой. Он сделал собственный вывод — предавать надо так, чтобы не поймали. В начале 1578 г. он заключил договор с Баторием и сразу сбежал в Курляндию, где король подарил ему город Пильтен. А те города, что дал Магнусу царь, заняли поляки и шведы.
Иван Грозный еще не подозревал о масштабах надвигающейся грозы. Он только видел, что в Ливонии творится неладное. Направил туда войско князя Мстиславского и боярина Морозова, главную задачу поставил вернуть Венден. Они обложили город, начали бомбардировку, сделав пролом в стене. Но узнали, что к ним идут крупные силы поляков, и сняли осаду. Неприятели преследовали их, хотя застряли у городка Левенварден. Маленький гарнизон во главе с князем Елецким и дворянином Валуевым месяц отбивал атаки. У осажденных кончились продукты, они резали лошадей, варили кожу, но выстояли. Понеся серьезные потери, враг ушел.
Это было новым явлением. У поляков в Прибатлике были уже не жиденькие гарнизоны, а значительные контингенты. Летом 1578 г. государь снарядил туда более сильную армию под командованием Ивана Булгакова-Голицына, Василия Тюменского, Дмитрия Хворостинина и Тюфякина. Она штурмом взяла бывшую «столицу» Магнуса Оберпален, занятую шведами. Но вместо движения на Венден воеводы остановились, принялись спорить о старшинстве и дальнейших действиях. Хворостинин не выдержал, уехал и доложил царю, что творится. Иван Васильевич рассердился, понукал воевод. Наконец, послал туда дьяка Щелкалова с боярином Салтыковым. Поручил им заставить выполнять приказ, «князя Ивана Булгакова с товарищи и с нарядом отвесть под Кесь» (русское название Вендена — авт.), а если понадобится, вообще отстранить начальников и распоряжаться «мимо воевод» [686].
Это подействовало, в октябре рать подступила к Вендену, стала строить осадные укрепления. Но время было упущено. Сюда уже шли литовская армия Сапеги и шведская генерала Бойе. Они соединились, и 18 тыс. царских ратников оказались зажаты между крепостью и неприятельским войском. 21 октября началось сражение. Легкая татарская конница не выдержала ударов панцирной кавалерии противника и покатилась прочь. Дети боярские и пехота отступили в полевые укрепления и отбивались целый день. А ночью командиры снова стали спорить. Одни предлагали воспользоваться темнотой и спасаться, другие возражали. В лагере пошел разброд.
Булгаков-Голицын, Щелкалов, Шереметев с частью воинов прорвались через вражеские кордоны и ушли. Утром противник увидел, что число русских уменьшилось, навалился всеми силами. Погибли бояре Сицкий, Салтыков, окольничий Воронцов, князь Тюфякин, 6 тыс. ратников. Врагу достались обоз, 17 орудий. Секретарь Батория Гейденштейн описал, как пушкари, не желая сдаться, повесились на стволах своих пушек. Вероятно, это ложь. Православные воины жизнь самоубийством не кончали. Иногда взрывались вместе с крепостями, но это не считалось самоубийством. Очевидно, пушкари сражались до последнего и были казнены.
Булгаков-Голицын был бит кнутом (такое наказание следовало по закону за бегство с поля боя). Пьяницу Куракина казнили. Но неприятельская пропаганда широко раструбила об одержанных победах, раздувала эйфорию. Это помогало развеять остатки оппозиционных настроений. Шляхта возбуждалась воевать. В Речи Посполитой шли невиданные по масштабам приготовления. Они требовали колоссальных расходов. Одних лишь налогов было мало, и Карамзин неопределенно отмечает, что король «занимал, где мог» [964]. Мы знаем, с кем он потом расплачивался. В первую очередь с Ватиканом, предоставил иезуитам обширные владения, отдал право цензуры, кафедры польских университетов, обеспечил им создание нескольких типографий, сети школ. Расплачивался и с евреями, отдал королевские монополии на рудники, производство поташа, соли, винокурение, пивоварение. Внесли лепту
