призвал к походу на Россию, и паны со шляхтой дружно поддержали его. Конечно, об этом стало известно в Москве. Но поляки еще раз сумели обмануть государя и его разведку. Внушили, что удар будет нанесен в Ливонии. Впрочем, так следовало и по логике. На переговорах спорили только о Прибалтике, и в обмен на уступки царь сам соглашался возвратить Полоцк. Но Баторий нацелился именно на Полоцк.
Иван Васильевич и его воеводы, введенные в заблуждение, начали собирать рати в Новгороде и Пскове. В июне 1579 г. туда выехал царь — лично руководить боевыми действиями. Впоследствии Карамзин внедрил версию, будто в распоряжении Грозного имелись огромные полчища, и одно лишь его «малодушие» обрекло Россию на пассивность [697]. Но откуда было взяться этим полчищам? Накануне кампании царь расписал гарнизоны по 80 городам на западных, южных, восточных рубежах! Вот и прикиньте: в каждой крепости несколько тысяч или хотя бы несколько сотен воинов.
А неприятели еще и постарались отвлечь русских. В Эстонии активизировался Шенкенберг, шведы опять ворвались в Карелию, а основное их войско выступило из Ревеля на Нарву. Конечно, Иван Васильевич отрядил большое войско князя Трубецкого для защиты важнейшего порта. Ну а поляков с литовцами государь не слишком опасался. Представлял их силы из шляхетской конницы. Крепости должны были остановить ее. Паны, как бывало уже не раз, постоят в осадах, понесут потери, да и отступят. Царь не знал, что королевская армия уже другая. Кроме 40 тыс. шляхты, у Батория собирались многочисленные пехотные контингенты, артиллерийские парки.
Иван Грозный отправил к нему очередное посольство с предложениями о перемирии. Под разными предлогами король откладывал встречу с русскими дипломатами, тянул. Наконец, принял их и… не удостоив даже приветствия, отослал прочь. 26 июня 1579 г. он послал царю собственную грамоту, грубую и резкую, а через некоторое время приказал выступать. Но направление удара по-прежнему держал в тайне. 1 августа Иван Васильевич послал за Двину, в Курляндию, 20 тыс. русской и татарской конницы князя Хилкова — как были уверены в государевой ставке, навстречу Баторию. Вести разведку, опустошать местность на пути неприятеля.
Но через неделю король обнаружился совсем в другом месте, под Полоцком. А у царя под рукой свободных сил оказалось совсем мало. Он спешно собрал что смог — 6 тыс. детей боярских и отряд донских казаков атамана Черкашина. Под началом воевод Шеина и Шереметева бросил этот корпус на подмогу Полоцку, приказал «одноконечно проитти» в город. Однако помощь опоздала. Полоцк был уже окружен. Шеин, наткнувшись на противника, отвел свое маленькое войско в крепость Сокол. А Баторий выслал на это направление бесполезную в осаде конницу, перекрыл дороги между собой и русскими.
Поляки, как и прежде, возлагали надежды не только на обычное, но и на пропагандистское оружие. Советниками короля в данной области стали перебежчики Курбский и Заболоцкий. С армией везли походную типографию. Печатался и распространялся манифест Батория, что он борется совсем не против русских, а желает им только блага. Намерен избавить их от «тирании», принести им «права и свободы, уделенные народам христианским». Объявлялось, что враг короля — один лишь Иван Грозный, и население призывали сбросить его власть, переходить на сторону «освободителя» [698].
Но в Полоцке манифест не подействовал. На защиту города вместе с воинами встали и местные жители, 18 лет проживщие под властью Царя, сражались даже женщины, подростки [699]. Поджечь деревянные стены долгое время не получалось, они намокли от дождей. Вероятно, и польские артиллеристы не сразу приспособились к новым орудиям, не могли точно накрыть цель. Баторий за золото купил жизни венгров, чтобы они подпалили крепость смоляными факелами. Большинство из них полегло в атаке, но пожар устроили. Король скомандовал общий штурм. Но гарнизон и горожане, собравшись с силами, отбросили врага, а огонь погасили.
Между тем, царь собрал и послал на помощь Полоцку еще несколько тысяч воинов под командованием Дмитрия Хворостинина. Но он уже не смог пройти ни к осажденному городу, ни к Соколу, встретив массы неприятельской конницы. А королевская артиллерия после 20 дней бомбардировки все же подожгла стены Полоцка в нескольких местах. Держаться в этом пекле стало невозможно. Добавился и раздрай между воеводами. Василий Телятевский и архиепископ Киприан засели во внутреннем остроге, призывали погибнуть в бою. Но Петр Волынский вступил в переговоры, согласился сдать город, если русским позволят уйти на родину.
Король охотно принял такое условие. Когда воины вышли из крепости, лично встретил их, расхваливал их мужество, звал к себе на службу. При этом героев запугивали, что царь наверняка казнит их за сдачу города. Но изменников почти не нашлось, и секретарь Батория Гейденштейн отметил «доказательство удивительной любви к Отечеству» [700]. Однако сами поляки, стращая русских казнями, осознавали собственную ложь! Возвращать государю стойких и верных ему бойцов они не намеревались. Когда 2300 уцелевших защитников не удалось склонить к предательству, Баторий запросто отрекся от своих обещаний и захватил всех в плен. А в Полоцке он первым делом велел строить костел. Правда, объявил, что православные тоже могут свободно исповедовать свою веру. Но назначил нового епископа, униатского.
Свою высвободившуюся армию король без промедлений двинул на Сокол, где без толку сидел корпус Шеина. Узнав о приближении врага, атаман Черкашин не стал его дожидаться. Пробился и увел казаков на Дон (царь признал его действия правильными, никакой опалы не наложил). А 19 сентября Сокол был окружен. Его вражеские артиллеристы подожгли быстро. Государевы ратники пытались вырваться из города, но их загоняли обратно. В дыму и пламени разыгралась сеча. Шереметев и несколько сотен детей боярских попали в плен. Шеин, Лыков, Палецкий и 4 тыс. их подчиненных погибли. Остервеневшие враги надругались даже над мертвыми, уродовали трупы.
И уж совсем задаром полякам досталась Туровля. Крепость была слабой, гарнизон небольшим. Услышав, что случилось в Полоцке и Соколе, ратники запаниковали, вышли из повиновения воеводам и бросили крепость. Приближалась поздняя осень с распутицей и непогодами, и Баторий завершил кампанию так, чтобы угодить шляхте и подкормить ее добычей, — бросил ее на Смоленщину, она разорила и разграбила множество деревень.
Царь не скрывал поражения от подданных. Написал в Москву, и по его повелению дьяк Щелкалов выступил на площади, откровенно рассказал о том, что случилось. Но при этом разъяснялось, что враг понес еще больший урон. Государь призывал людей сплотиться и твердо переносить испытания [701]. Действительно, причин отчаиваться еще не было. В то время, когда Баторий наступал в Белоруссии, царская армия одержала ряд побед. Шведов отразили от Нарвы, гнали и рубили через всю Эстонию до самого
