тем более из-за оскорбленной гордости. Особенно ободряло козацких ватажков
соперничество между домом Замойских, первенствовавшим в Червонной Руси, и
домом князей Острожских, игравших первую роль на Волыни, в Белоруссии и
ОТПАДЕНИИ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ.
f>5
Б Киевской земле. Зная, что коронный гетман, которому они недавно сослужили
службу под Бычиною, не шевельнет пальцем для защиты своего соперника, князя
Василия, козаки решились отомстить Острожскому за его недавнюю лигу с крымским
ханом и завести смуты в пределах его властвования.
Все украинные паны, колонизуя соседния пустыни, волей и неволей
способствовали развитию козачества. Так называемые официально непослушные
мещане в их вотчинных городах и местечках, равно как и в королевщинах, были
вольные люди, ходившие на Татар под начальством панским слуг и самих пановъ*). II
никто из украинских землевладельцев не пользовался такою популярностью в
кочующем или козацком населении Украины, как Острожские. В качестве киевского
воеводы, князь Василий колонизовал древнее Переяславское городище, дозволив
ютиться в Переяславе всякого рода преступникам без сыска и суда, как это было в
обычае у колонизаторов малорусских пустынь. Не наследовав от знаменитого отца
своего таланта полководца, он тем не менее нуждался в боевом народе для охранения
своих владений, и в самом городе Остроге содержал дружину „вольных людей* под
начальством прославившагося в последствии Наливайка. Но двуличный и изменчивый
во всем, князь Василий играл двойную роль в сношениях своих с козаками. Сперва он
им потворствовал, как никто другой в Украине; покрывал широкой своей властью
козацкие наезды на соседних панов; в молодости, как его упрекали перед королевским
судом, даже лично участвовал в таких наездах; потом, в угоду королю Стефану, готов
был истреблять их совместно с крымским ханом. Козаки давно уже были им
недовольны, и когда грозное сеймовое постановление 1590 года было объявлено на
ярмарках, прибито к дверям мещанских ратуш, городских и земских судов, церквей и
кабаков, досада их сделалась общею. Шляхетные добычники, водившие козацкую орду
на добычный промысел сухим путем и водою, составили за
') Происхождение вольных людей в нашей Руси относится ко временам
первобытным. Князья и другие дедиии перезывали на свои зеили или мещан, или
иноземных колонистов. Отношения между отими поселенцами и землевладельцами
регулировались державными контрактами, которые возобновлялись через каждые 12
лет. В Ковенской, Виленской и Гродненской губерниях доныне существует класс
поселян, называющихся на административном языке „вольными людьми*.
56
.
Порогами зловещий план уничтожить колонизацию украинских пустынь,
превратить всю Украину в неподвластное никому кочевище. Элементы дикой анархии
встали против только-что установившейся здесь гражданственности.
Запорожская вольница прежде всего напала на воеводский город Киев. Укрепления
этого важного пограничного пункта, под эгоистическим управлением князя Василия,
находились в таком состоянии, что сеймовые депутаты, земские послы, еще в 70>х
годах XVI столетия упрекали в небрежности пана киевского воеводу, который, по их
выражению, имел бесстыдство оправдываться своею несостоятельностью, и просил у
шляхетского правительства субсидии для приведения Киева в оборонительное
положение. Козаки, под предводительством своего войскового писаря, Гренковича,
вломились в киевский замок, с тем чтобы овладеть приписанными к замку
имуществами. К числу таких имуществ, как хозяйственная единица, принадлежал
Межигорский монастырь. В качестве завоевателей, козаки не уважили ни
православного монашества, ни самой церкви. Под предлогом, что в монастыре
скрывается какой-то вор, обокравший Гренковича, козаки связали игумена и избили до
кровавых ран. Межигорским игуменом был то время Иосиф Вобрикович-Шшоть,
известный в последствии борьбою против церковной унии, в сане Мстиславского
епископа. Возный генерал Киевского воеводства, составивший судебный акт о
козацком разбое, писал в нем, что козаки, „змучивши и змордовавши игумена",
кинулись по монастырским коморам, а потом, „впадши до церкви, яко одни Татарове",
разбили ларец с монастырскими деньгами и документами на монастырские имущества,
деньги забрали, а документы уиичтожили. Особенно издевались они, по
произведенному возным генералом следствию, над королевскими грамотами; отрывали
„вислыя" печати, рвали пергамент в куски, бросали в грязь и топтали ногами.
Таково было начало козацких бунтов, которые наши историки представляют
войною за веру.
Глава III.
Свобода веры и совести в козачестве.—Первая козако-нанская усобица.—Три
характеристические черты козацких бунтов. — Католический бискуп в качестве
примирителя Козаков с Киевом.—Признаки разложения Польши.—Вторая козако-
иаиская усобица.
Ни запорожским дикарям, сделанным отчасти ручными, ни замковым жолнерам,
дичавшим на киевском пустынном пограничье, не было дела до религиозной стороны
монастырей, находившихся в их распоряжении и „подаваньи“ (jus patronatus). Даже
киевские мещане, люди оседлые, домовитые и естественно расположенные больше
Козаков и жолнеров к благочестию, относились к местным святилищам не лучше, как
воевода киевский к укреплениям. По свидетельству киевского католического епископа
в начале царствования Сигизмунда III, начальники киевского гарнизона держали в
католической замковой капличке своих лошадей, а киевские мещане запирали скот в
развалинах Софийской церкви, и ни сам князь Острожский, ни его православный
подвоеводий, князь Вороницкий, не хотели ничего знать о подобных бесчинствах,
возмущавших душу просвещенного бискупа. Но в козацких нападениях на
православные монастыри, в козацких разбоях по городам и селам, принадлежавшим
вечисто или доживотно православным панам, в козацких набегах на православные
области Турции и на самое Царство Московское, добычный промысел малорусского
козачества не подчинялся нимало чувству единоверия. Мы знаем, что один из
предводителей нашего козачества, в первой половине XVI века, отписал Никольскому
монастырю родовое сельцо свое, а другой, в конце того же столетия, устроил в Киеве
шпиталь. Нам известно, что за Порогами подвизались нередко рыцари, видавшие
широкий христианский и мусульманский свет, одушевленные религиозным
энтузиазмом и мечтавшие о вечной славе козацкого имени. Но козацвая масса
представляла такое смешение вероисповеданий, нравовъ
8
58
.
и обычаев, что ученому дипломату Сарницкому, в царствование Стефана Батория,
козаки казались исповедывающими веру турецкую.
По формации запорожской вольницы, принимавшей к себе всех и каждого без
опроса, кто он и зачем бежал в низовые кочевья, эта вольница необходимо должна была
состоять из представителей всех вер, так точно, как она состояла из представителей
всех племен, сословий и состояний. Мы знаем, что когда шляхетнеє общество
вытесняло из своей среды крайних протестантов, называемых ариянами, эти
протестанты в кочевом товариществе, отрицавшем вообще законы людей
гражданственных, находили себе такой же невозбранный приют, какой обретали в нем
убийцы, воры и всякого рода злодеи. Предоставляя в своем кругу каждому свободу
совести относительно злодейских поступков с отцом, матерью, родством и со всем
обществом, козаки естественно допускали и свободу совести религиозной.
Козацкое скопище было, во-первых, продуктом Азии, насколько Азия была
бессильна притянуть к своим поработительным центрам передовые полчища своих
набегов. Во-вторых, оно было продуктом Европы, насколько господствовавшее в ней
кулачное право было бессильно приучить общество к уважению чужого труда и чужой
собственности. Чт5 касается польского общества, то его феодализм, известный под
именем шляхетской вольности, еще больше, чем дикая Татарщина времен Менгли-
Гирея и полудикая Московщина времен Ивана Грозного, способствовал развитию в
козаках разбойной терпимости, которая набрасывала покров забвения на самые
ужасные злодейства их приемышей. До какой степени эта терпимость была необходима
в образовании сбродного козацкого товарищества, видно из того, как заводились в
Малороссии питомники низовой вольницы, старостинские и вотчинные осады и
