лицами, редки; примером могут служить бенефиции испанских апризионариев [3765]. Этот институт был достаточно характерен для среды мелких вотчинников и крестьян, служа инструментом вовлечения их в зависимость [3766], а также — это особый вопрос — для клириков. Право отдавать землю в бенефиций считалось одной из характеристик "полного права" на вещь [3767]. В целом, однако, есть основания полагать, что условное землевладение складывалось в Средиземноморской Франции на иных, нежели бенефиций, правовых основаниях. Показательно, что даже королевские пожалования южнофранцузской знати делались преимущественно в форме аллодов, обусловленных отношениями личной верности [3768].
Возникнув на периферии правового поля, в общем-то, как квазиюридическое понятие, бенефиций постепенно вошел в круг собственно правовых понятий, притом понятий частного права, в связи с чем встал вопрос о его соотношении с ними. На этот счет не было четкого мнения. Бенефиций сближали и с владением, и с узуфруктом [3769], и с прекарием [3770], но достаточно последовательно отличали от собственности [3771]. Напомню, что с помощью понятия "бенефиций" пытались определить правовую природу другого института, чуждого римскому праву, а именно aprisio; земли испанских переселенцев, полученные от короля, иногда квалифицируются как бенефиции и обусловлены обычной в таких случаях службой, их превращение в proprietas санкционируется особым распоряжением [3772].
Введение в обиход термина "феод" не означало автоматически возникновение нового института, принципиально отличного от бенефиция. В документах X–XII вв. слова beneficium и fevum сосуществуют, притом нередко выступают как синонимы или же, употребленные вместе, образуют плеонастические конструкции [3773]. Первое было более ученым, второе стояло ближе к разговорной речи, свидетельством чему его романские формы: feus, feuz, feo [3774]. В некоторых местностях предпочитали слово "бенефиций". Так, в Ниме оно еще на рубеже XI–XII вв. занимает место слова "феод" в формуле запрета отчуждать передаваемое в дар имущество [3775], в ряде районов Прованса, вместо ожидаемого словосочетания "аллод и феод", мы находим "аллод и бенефиций"; в частности, речь идет о преобразовании бенефиция в аллод [3776]. Встречаются также более сложные конструкции, особенно характерные для документов на вольгаре, содержащие не два, а сразу три термина: "аллод", "феод" и "бенефиций", иногда с добавлением терминов bailia и vicaria, и призванных передать представление о совокупности всех мыслимых прав на данное имущество [3777].
Применительно к изучаемому региону, хрестоматийное представление о том, что, в отличие от бенефиция, феод был наследственным имуществом, нуждается в корректировке. Насколько позволяют судить источники, это верно лишь начиная со второй четверти XI в. [3778], притом далеко не всегда [3779]. С другой стороны, как свидетельствует опыт испанских переселенцев, бенефиций нередко также передавался по наследству, во всяком случае де-факто [3780]. Сходным образом, феод нельзя безоговорочно считать более техническим термином, обозначающим конкретный институт, — в отличие от бенефиция, под который подпадали разные институты. В этом суждении немалая доля истины, однако источники убеждают в том, что, хотя и в меньшей мере, термин "феод" также неоднозначен. Отличие феода от бенефиция заключалось, скорее, в существенно большем упоре на личные отношения сеньора и вассала, на клятву верности и оммаж. Хотя вассалитет XI–XII вв. генетически связан с вассалитетом эпохи первых Каролингов, ему присуща гораздо большая степень институциализации, в частности, более разработанный ритуал и более развитая идеология [3781]. Собственно правовые различия между бенефицием и феодом на южнофранцузском материале не просматриваются.
Роль личных связей между сеньорами и вассалами в конституировании феодальной собственности была исключительно велика. Выстроенная на их основе система взаимных обязательств способствовала укреплению нового представления об обладании имуществом. Независимо от того, какие именно лексические средства использовались для выражения этого представления, нормой южнофранцузского общества IX–XI вв. постепенно становится обладание имуществом на определенных условиях — в этом суть.
Осмысление этого явления, чуждого не только классическому, но и вульгарному римскому праву, представляло для юристов и писцов изучаемой эпохи серьезное затруднение. С точки зрения римского права, собственность, обставленная выполнением каких-то условий перед частным лицом, — нонсенс, противоречие в определении, и средневековое южнофранцузское право, выросшее из римского и перенявшее его инструментарий, это представление никогда полностью не преодолело.
Документы X–XI вв. не оставляют сомнения в том, что феод не считался собственностью, во всяком случае, рассматривался как имущество, принципиально отличное от аллода или proprietas [3782]. Пожалования иногда представляют собой преобразование феода в аллод [3783]. Сеньоры шли на это главным образом тогда, когда их "верные" желали подарить что-либо из своего феода церкви [3784]. Дарения феодов как таковых, т. е. не превращенных в аллоды, обычно исходят не от их держателей, а от сеньоров этих держателей [3785]. Вместе с тем, налицо настойчивые попытки истолковать феод в других категориях римского вещного права. Больше всего людям той эпохи он напоминал узуфрукт. Многие пожалования являются по сути узуфруктами, но характеризуются как феоды, предоставленные пожизненно, без права отчуждения [3786]. В сходном контексте речь иногда идет о бенефиции [3787]. Традиционная для региона двусмысленность понятия possessio, вероятно, препятствовала осмыслению феода как владения, однако обладание феодом считалось возможным охарактеризовать формулой habere, tenere et possidere [3788], а пожалование земли в феод рассматривалось как ее отчуждение — в отличие от предоставления в крестьянское держание [3789]. Отмечу также сближение понятий fevum и pignus [3790]; похоже, что залог земли был важным инструментом установления феодальных связей, по крайней мере, в привилегированной части общества.
Феод предоставлялся людям разного статуса — не только знатным особам [3791], но и рядовым рыцарям [3792], министериалам [3793] и даже простолюдинам, о которых можно было сказать, что они "обрабатывают свой феод" [3794], например деревенским кузнецам [3795]. Неудивительно, что условия феодального держания сильно разнились. Наряду с верностью, службой и оммажем [3796], в этой связи упоминаются денежные и даже натуральные платежи [3797].
Общепринятого обозначения держателей феодов не существовало. Иногда речь идет ofevales [3798], но так называли и доходы, следуемые с феода [3799]. Столь же двусмыслен несколько более поздний и заметно более редкий термин feudales [3800]. Развести эти значения удалось лишь на рубеже XII–XIII вв., с появлением ученого термина feudatarii [3801]. Статус этих людей весьма своеобразен. Они заключают сделки, в частности, делают дарения в пользу церкви [3802], но и сами выступают объектами дарений со стороны своих сеньоров — в том смысле, что передаются вместе с вверенными им феодами
