type="note">[3803]. Некоторые исследователи видят в fevales не феодалов в привычном смысле слова, а должностных лиц, притом невысокого общественного положения, управляющих виллами, замками и прочими "фисками" графов и других больших сеньоров [3804]. На мой взгляд, столь сильный акцент на публично-правовом характере этой социальной группы не оправдан, но немалая доля истины в этом суждении есть. Во всяком случае, к сколь-нибудь крупным вассалам, будь то держатели феодов или аллодов, термины fevales и feudales не применяются: их именуют homines или fideles.
В X и даже в XI в. феод часто представлял собой пожалование фискальных или приравненных к ним церковных земель и доходов с них [3805]. Особый интерес представляет формулировка "куриальный аллод, который в просторечии называется феодальным", встретившаяся в грамоте графа Безалу в пользу руссильонского аббатства Арль-сюр-Тек [3806]. Отмечу также уподобления феода "публичному цензу", известные, впрочем, лишь по каталонским документам [3807]. По наблюдениям Э. Манью-Нортье, в Септимании и Каталонии вплоть до второй четверти XI в. феодом именуются исключительно пожалования графов и виконтов, и этот ее вывод, в отличие от многих других, разделяется большинством современных исследователей. В дальнейшем, однако, институт феода получает распространение и среди частных лиц, а также церковных учреждений, причем в числе тех, кто держал от них феоды, мы встречаем и представителей знати, например виконтов Марселя и сеньоров Монпелье [3808].
Южнофранцузский феод — явление сложное и противоречивое. Не всегда можно понять даже его отличие от аллода [3809]. Иногда феодом называется доход, получаемый с земельного владения, которое в таком случае может квалифицироваться как аллод [3810]. В аналогичном значении в XI–XII вв. порой используется и термин "бенефиций" [3811]. При этом объектом феодального пожалования выступают доходы самого разного происхождения, в том числе торговая пошлина [3812], приходская церковь [3813] — в этом случае иногда говорили о fevum presbiteralis [3814], иначе о fevum ecclesiasticum [3815], — и другие объекты публично-правового характера, особенно любезные современной историографии. Однако с XI в. феод чаще выражался в праве на получение определенной сеньориальной повинности, например десятины [3816], альберга [3817], чинша [3818], а также юридически не идентифицированных платежей [3819].
Особо следует подчеркнуть, что, вопреки преобладающим сегодня представлениям, феод — это не только доход с земельного объекта, но и сам земельный объект, локализованный в пространстве и имеющий географическое название, причем так обстоит дело уже в конце каролингской эпохи [3820]. В феод, как и в бенефиций, передаются виллы, мансы, поля, виноградники и т. д. [3821] То обстоятельство, что речь идет не об абстрактном праве на имущество, сравнимом с титулом собственности, а прежде всего о праве на извлечение из него дохода, не должно вводить в заблуждение. Выражения типа: "все, что имею на территории этой виллы" [3822] могут означать как "все земли", так и "все доходы" — например, причитающиеся данному человеку повинности публичного происхождения, лежащие на всей вилле, а также сочетание этих земель и доходов. Такое сочетание — действительно, отличительная черта средневековья, но в самом акценте на извлечении дохода нет ничего специфически средневекового, он характерен и для античной, и для капиталистической формы собственности. Приведенные выше рассуждения римских юристов о различении субъекта права собственности и субъекта права владения были призваны пояснить суть этих двух институтов, но никак не охарактеризовать экономико-юридическую структуру общества: в реальной жизни владелец и собственник, по большей части, совпадали. В средние века расщепление прав на одно и то же земельное имущество приняло гораздо большие масштабы, кроме того, массовое распространение получила приватизация доходов публично-правового происхождения. Это существенно затемняет общую картину развития земельной собственности, но не может служить основанием для "развода" феодальных отношений с поземельными. Их разграничение уместно на стадии анализа; синтез предполагает рассмотрение их в единой системе.
Составители грамот, похоже, не испытывали большой потребности в термине "феод". И это касается не только дарственных, купчих, обменных и других документов, регулирующих отчуждение имущества, которые в подавляющем большинстве оформлялись на латыни, но и клятв верности при принесении оммажа за замок или какое-то другое имущество, почти всегда записанных на вольгаре: даже в них термин "феод" встречается редко [3823]. Следует, правда, иметь в виду, что в Средиземноморье, в отличие от севера страны, инвеститура, т. е. передача земельного или иного имущества в феодальное держание, предшествовала принесению оммажа [3824] — феномен, в котором угадывается влияние римского права с его акцентом на вещных, а не личных отношениях. Но это вовсе не значит, что "верная служба" не была связана с получением земли от сеньора: все дело в том, что эта земля необязательно именовалась феодом.
Мысль об обладании землей на определенных условиях обычно выражена иначе, чаще всего при помощи глагола "держать", иногда в сопровождении слов fidelis или homo meus. Примером может служить диплом Карла Простоватого в пользу некоего "верного" по имени Стефан, приобретающего в аллод разнообразное имущество в нарбонском и руссильонском графствах, в том числе солеварни, "которые держали там его родители"; как именно, не поясняется [3825]. Возможно, речь шла о бенефиции или феоде, но эти термины в документе отсутствуют, и именно это важно: для выражения мысли об условном пожаловании слов fidelis и tenere оказалось достаточно. Можно было обойтись и еще более скромными лексическими средствами, чему в грамотах X–XI вв. имеются сотни примеров [3826]. В XI в., взамен так и не прижившемуся ни в разговорной речи, ни даже в канцелярском языке ученому слову detentio, появляется, несомненно, живое и широко употребляемое понятие "держание" — tenemento [3827], tenenda [3828], tenetura [3829], tenura [3830], tenedo [3831], tenezo [3832], tenore [3833], но эти термины обозначают не столько земельный объект, сколько причитающиеся с него повинности (что, конечно, взаимосвязано), и применяются как к крестьянскому, так и к благородному держанию.
Условия такого безымянного держания ничем не отличаются от держания феода; в частности, его запрещено отчуждать без разрешения сеньора [3834]. Обладатели пожалованных аллодов называют своего благодетеля господином и сеньором [3835], обязаны ему верностью и некими, к сожалению, не уточненными, службами [3836], а иногда и платежами [3837]. В этом случае аллод как материальный объект и аллод как особое право на этот объект практически неразличимы. На основе пожалования аллодов складывается иерархическая организация господствующего класса и система условного землевладения [3838]. Социально-правовым материалом для этого процесса
