случаях, когда формально вассалы имели право свободно распоряжаться полученными от сеньора землями и рентами [4121]. Нередко уточняется, что "совет" исходит не только от самого сеньора, но и от членов его семьи [4122]. Порой "согласие" дается влиятельным человеком, как будто, не являющимся сеньором дарителя, что, наверное, следует считать мерой предосторожности [4123]. Впоследствии за "согласие" сеньора иногда взимался особый платеж — т. н. foriscapium [4124].
В свою очередь сеньор, совершая сделку, нередко ссылается на "совет", "согласие", "одобрение", "просьбу" или "желание" [4125] своих людей, бывает, что и вовсе делает это совместно с ними [4126]. Судя по редким уточнениям, речь идет об amici, fideles, milites, ministrales и т. д. [4127] О степени их близости с семьей сеньора можно судить и по характерным прозвищам типа Caballarius, Comitissa, Senioretus [4128]. К слову, понятие fideles иногда охватывает и младших родственников [4129]. Если сделка затрагивала имущественные интересы вассала, сеньор заручался его "одобрением", возмещая в звонкой монете наносимый его доходам ущерб или просто платя за "одобрение" [4130]. Иногда сделка вассала включена в текст грамоты сеньора [4131], что, по-своему, логично — ведь владения сеньоров и вассалов были тесно связаны и топографически, и юридически. Подчеркну, что речь идет не о записи нескольких сделок на одном пергамене (т. н. pancarta), а о едином документе со сложной структурой.
Одобрение сделки и ее совершение были настолько связаны, что возникли даже формулы "дарю и одобряю" [4132], "дарю, одобряю и подтверждаю" [4133]. Это было вполне естественно, так как дарственные зачастую лишь подтверждали более ранние акты отчуждения имущества. На этот предмет даже составлялись специальные грамоты — т. н. laudationes, целью которых было разрешить "своим людям либо наследникам" передать данному церковному учреждению их имущество — и только, без отчуждения какого-либо дополнительного имущества от своего имени [4134]. Отмечу также выражение laudator et testis [4135], встречающееся иногда в эсхатоколе.
"Совет" и "согласие" вассалов упоминаются также в клятвах верности: вассал обещал не замышлять зла против своего сеньора, не побуждать к этому своих людей и не давать им на это свое согласие [4136]. Формально, эти клятвы не затрагивают отношения собственности как таковые. Однако установление отношений вассалитета ощутимо влияло и на имущественные отношения сеньора и вассала. Об этом свидетельствуют не только запреты отчуждать полученную в феод землю без "одобрения" сеньора [4137], но и многочисленные дарения за упокой его души [4138] и членов его семьи [4139]. Благочестивые пожертвования сеньора содержат аналогичные упоминания о его "верных" [4140]. Все это позволяет говорить о реальном участии сеньоров и вассалов в имущественных делах друг друга.
С наибольшей очевидностью корпоративный характер феодальной собственности обнаруживается в церковном мире. Епископ обычно совершает дарение совместно "со своими клириками и другими канониками". Кто-то из них — чаще всего, конечно, прево — может быть назван по имени и таким образом выделен особо [4141]. С другой стороны, дарение капитулу делается не только в пользу прево, но и других каноников, которые часто также поименованы [4142]. Разрешение на отчуждение феодальных держаний монастыря дается не аббатом, а конвентом обители [4143]. Община монахинь также совершает сделку совместно, особый статус настоятельницы проявляется лишь в том, что она упоминается отдельно от остальных сестер [4144]. Наконец — и это почти банальность — дарения сплошь и рядом делаются в пользу епископа и каноников, аббата и монахов [4145].
Все это, если не очевидно, то ожидаемо. Важнее поэтому подчеркнуть, что в имущественных делах церковных учреждений активно участвуют и миряне. Так, епископы ссылаются на совет не только каноников [4146], но также каноников и "добрых соседей" [4147], каноников и "знатных мирян" [4148], каноников и вассалов [4149], каноников и рыцарей [4150], клириков и fideles [4151], бывает, что одних только fideles [4152], наконец каноников и наследников [4153] — ведь в эту эпоху принятие сана необязательно влекло за собой отказ от личного имущества. Аббаты также опираются на совет епископа, его каноников и доверенных мирян [4154]. Характер отношений между церковными иерархами и теми, к чьему совету они прислушиваются, не всегда понятен [4155], но нет сомнения в том, что речь идет о переплетении социально значимых связей. Отвлекаясь от чисто религиозных мотивов светского благочестия и вовлечения в имущественные дела церковных корпораций, отмечу именно социальную составляющую этого явления. Как показала недавно Э. Маньяни [4156], знать, а за нею и рыцарство, видя в местных монастырях наиболее устойчивые социальные институты, старались с их помощью застраховать себя от непредвиденных потрясений; на мой взгляд, этот вывод, с определенными нюансами, может быть распространен и на кафедральные соборы. Дело не ограничивалось благочестивыми пожертвованиями, дававшими традентам моральное право претендовать в трудную минуту на поддержку данного церковного учреждения. Широкое распространение получила практика передачи церкви аллодиальных прав на часть семейного имущества в обмен на получение его в феод или какую-то другую форму условного землевладения. Симптоматично, что в подавляющем большинстве случаев передавались не целые виллы (иногда даже не целые мансы), а их части и частицы или доли соответствующих доходов [4157] — тем самым обеспечивалось сохранение семейного контроля над отчуждаемым имуществом. Одновременно самые дальновидные и организованные линьяжи продвигали своих членов на ключевые должности избранного ими религиозного учреждения, к слову, необязательно одного. В результате вокруг монастырей, капитулов и епископских кафедр возникали, своего рода, сгустки имущественных интересов сразу нескольких и даже многих влиятельных семей, не всегда вассалов того или иного учреждения (по крайней мере, по всем своим владениям), но, несомненно, тесно связанных с ним в экономико-юридическом и социальном плане.
Анализируя имущественные аспекты взаимоотношений сеньоров и вассалов, небесполезно обратиться к местным кутюмам и статутам классического средневековья. Помимо обычных для Франции того времени феодальных служб, они предусматривали также рельеф и экстраординарную помощь, причем в большем числе случаев, чем в других районах страны; среди них были и такие, как приобретение земли или тяжба на границах сеньории [4158]. Южнофранцузское феодальное право XIII–XV вв. узаконило, кроме того, вмешательство сеньоров в передачу подвластных им аллодов по наследству [4159]. В свете этого следует признать симптоматичными зафиксированные в раннесредневековых документах и, судя по всему, достаточно распространенные, посмертные отказы земли со стороны вассалов в пользу своих сеньоров [4160]. Имущественные права сеньоров на земли
