«Какое мне дело, что другие говорят и делают»,— отвечал Фритьоф. Между прочим, он может похвастаться, что в Бергене спортивная молодежь уже начала ему подражать. Многие уже признали более рациональным спортивный костюм, а в магазинах появилось егеровское белье, за которое он давно ратовал, потому что по собственному опыту знал, что шерсть наилучшим образом защищает и от холода, и от жары.
Однажды субботним вечером в конце января 1884 года шел проливной дождь. Барометр все падал, пока не остановился на землетрясении. Люди сидели по домам, лишь изредка промелькнет в переулке черный непромокаемый плащ и скроется в подъезде. Но Фритьоф, возвращаясь из музея, шел по улицам не спеша, хотя и промок до нитки. Пускай себе льет, думал он, чем сильнее льет, тем быстрее перестанет.
А в Эстланне самый разгар лыжного сезона! Взять бы рюкзак с припасами на плечи и отправиться в Нурмарк! Еловый лес весь белый, и снег искрится на солнце. Фритьоф с сожалением вздохнул.
Когда он пришел домой, священник читал газеты, а фру Мария вязала что-то, вероятно, для прихожан. Как хорошо снять промокшую одежду и переодеться в сухое платье! Фритьоф уселся в качалку, развернул купленную на почте спортивную газету. На первой странице было напечатано: «Четвертого февраля на холме Хюсебюбаккен состоятся лыжные соревнования».
В ту же минуту он решил, что будет в них участвовать, и тут же сказал об этом Хольтам.
«Ну, ну, не спеши, милый Фритьоф. Давай-ка сначала посмотрим прогноз погоды,— ответил Хольт. Он перелистал газету.— Ну вот, видишь, по всей стране оттепель!»
Воскресенье началось с еще более сильного ливня, но мысль о соревнованиях не давала Фритьофу покоя, и после обеда он отправился к доктору Даниэльсену. Флинк бежал впереди.
«Я пришел просить разрешения — если это, конечно, не очень несвоевременно. Вы знаете, в Хюсебюбаккене будут лыжные соревнования, на это уйдет всего несколько дней»,— выпалил Фритьоф, запыхавшись.
«Итак, у нашего молодого друга кровь взыграла? — ответил Даниэльсен.— Ну что ж, тогда не стоит его удерживать. Когда же отходит пароход?»
«Я собирался пешком через горы, так быстрее».
Даниэльсен засомневался.
«Полагаю, что вы все обдумали, Нансен. Но я не нахожу эту прогулку благоразумной»,— сказал доктор Даниэльсен.
Фритьоф облегченно вздохнул. Он помчался в музей, чтобы уладить самые необходимые дела на время своего отсутствия. Он встретил кое-кого из коллег и поспешно объяснил, в чем дело. Они решили, что Нансен просто спятил. Со времен короля Сверре[58] никому не приходило на ум идти в столицу напрямик через горы, да еще зимой.
«Я и раньше ходил на лыжах»,— важно сказал Фритьоф.
На следующее утро он сидел в поезде, идущем до станции Фосс. Флинк лежал под скамейкой и дрожал от нетерпения. Дождь барабанил по крыше вагона. «Подожди немного, в горах наверняка лежит снег». Вскинув лыжи на плечо, он направился в долину Раундаль, сзади с лаем бежала собака. На склонах гор искрился только что выпавший снег, это предвещало удачу. Но люди, встреченные в пути, не обнадежили его. Все в один голос говорили, что идти через горы в такую погоду — безумие.
Над этим стоит призадуматься. Фритьоф бросил взгляд, полный тоски, на вершины, повернулся и направился к Гудвангену и Лёрдалю, чтобы на почтовом пароходе добраться оттуда до Халлингдаля. К вечеру он был в Винье и проспал как убитый до следующего утра. А наутро — ура! — морозные узоры на окне, ослепительное солнце, снег.
На крутых склонах Сталхеймских обрывов скорость была слишком большой. Приходилось тормозить на поворотах и опять мчаться дальше. «На спуске посреди горы мимо меня промелькнула фигура крестьянина,— писал он потом.— В страхе он плотно прижался к отвесной скале».
Назавтра снова было ясно. Но узкая долина так круто подымалась к горе Филефьелль, что весь снег унесло ветром и лыжи плохо скользили.
Зато на плоскогорье он был вознагражден. Позади во тьме тонула долина, над головой мерцали звезды. Кругом ни звука, только шуршание лыж. Далеко впереди светились окна домов. Это был хутор Брейстель, где он останавливался летом по дороге в Христианию. На стук Фритьофа осторожно приоткрылась дверь. «Господи, кого же это носит по горам среди ночи?»
«Да неужели это ты? — Дверь широко распахнулась.— Так это ты бродишь по ночам!»
Он досыта напился молока, подкрепился тем, что у него было, и улегся спать.
На следующее утро, когда он вышел из дома, густой туман окутал долину, но на плоскогорье было солнечно, последние клочья тумана рассеивались. Как прощальный привет Вестланна, в тишине загрохотал обвал.
Он избрал неближний путь, но зато смог походить на лыжах, а это было главным. В Бьёберге попал на пирушку. Здесь остановились два охотника на куропаток из Лёрдаля, а множество куропаток на крытой галерее свидетельствовало о том, что в горах птицы немало. Фритьоф попал как раз к обеду, и его пригласили к столу.
«Но, отведав оленьего жаркого, молока, пива, водки, красного вина, шерри, кофе, сигар, а также тончайшего ликера „Бьёберггуббен", я понял, что, пожалуй, этого многовато на дорогу».
Он погрешил против своего жизненного принципа — не объедаться, никогда не пить спиртного и не курить в горах. И теперь пришлось расплачиваться. До хутора Тув в Хемседале он добрался лишь поздно вечером, но дом был битком набит барышниками. Они сидели вокруг стола и играли в карты. Было накурено, раздавались взрывы смеха и ругань. Фритьоф решил тотчас же отправиться дальше.
Не подвезет ли его кто-нибудь на лошади? Нет, никто не хотел выбираться на мороз. С трудом он уговорил одного, но поездка оказалась сомнительным удовольствием. Большую часть пути Фритьофу пришлось бежать рядом с санями, чтобы не окоченеть. На станции каждый угол был занят барышниками, выспаться было совершенно негде, но Фритьоф был счастлив, что наутро сможет отправиться в путь через Халлингдаль[59]. Покрытые лесом склоны были белы от снега, на самом гребне гор летние пастушьи домики, внизу, на дне долины, звенящая подо льдом река, синее небо, ослепительное солнце — Эстланн.
Победа на Хюсебюбаккене, короткое свидание с отцом, братьями и сестрами — и назад. Через Халлингдаль до верхнего хутора в Хуль[60] его подвезли на лошадях. Здесь его хорошо приняли, но когда речь зашла о длинном переходе через Воссескавлен, люди только качали головами. «Мне думается, тебе его не одолеть»,— сказал хозяин. Он считал, что лучше уж тогда избрать более короткий путь через Эурланн[61], хотя и там будет нелегко. Разбудили Фритьофа в два тридцать, и каково же было его удивление, когда хозяйка поставила перед ним на стол кашу на кислом молоке. «Хорошо перед длинной дорогой поесть как следует»,— сказала хозяйка.
До Мирестеля была миля с четвертью. Там он встретил охотников на оленей и, выслушав множество наставлений, пустился в путь дальше, к Ейтерюггену[62]. Восход солнца застал его уже на перевале. Еще можно было выбирать путь, но зачем делать обход через Эурланн, когда можно прямо? Если не доберется сегодня, доберется завтра. На полпути будут летние хутора, там можно заночевать, а на худой конец можно зарыться в сухой снег.
Долог был путь через эти нагорья, где не встретишь ничего живого. Лишь кое-где попадаются следы оленей и волков. Ни одного летнего хутора. Он искал долго, пока не понял, что все они занесены снегом. Взошла луна, в ее свете нагорья выглядели нереально, это был нездешний, невзаправдашний мир, где и он больше не мог ориентироваться. Тогда вместе с собакой он зарылся в снег позади высокого сугроба и проспал несколько часов, а на следующее утро увидел прямо перед собой махину Воссескавлена во всем его величии.
Восхождение было тяжелым. Наст был настолько твердым, что приходилось карабкаться вверх на четвереньках и тащить за собой собаку. Но когда он наконец достиг вершины, его взору открылась уходящая к горизонту цепь горных пиков, освещенных утренним солнцем. Вдали на западе сияли вершины у Восса, на юге и юго-западе — горы Хардангерфьеллене с вершинами Ёкель и Оссаскавлен, а на севере скала Халлингскарве вздымалась к синему небу. Головокружительный спуск. Притормаживать на таком твердом насте не было никакой возможности — лыжи разъезжались в стороны.
Стрелой спустился он к озеру Калдеватн, расположенному в долине Раундаль. Здесь он остановился. После бешеного спуска дрожало все тело. Он оглянулся назад. Далеко позади, у самой вершины, по его следам катился какой-то шарик. Это был Флинк.
Дальше спуск стал еще хуже. Вдруг его понесло прямо к обрыву. В последнее мгновение он успел круто повернуть. Пришлось снять лыжи и искать новую дорогу. Следом тащился приунывший Флинк. Но когда они наконец выбрались из узкой расщелины и спустились по крутым откосам вниз, собака повеселела и помчалась по насту. Фритьоф упал, расшиб голову, из ссадин на лбу и на руке текла кровь. Он увидел, что за собакой тоже тянется кровавый след, наст был очень тверд и резал ей лапы, но теперь было не до того. Добравшись наконец до горного хутора Клейвен, Фритьоф почувствовал такую жажду, какой никогда раньше не испытывал. Ни души. Он отыскал молочную кладовую, напился сам и напоил собаку. Вскоре прибежала стайка девочек. Они постояли, поглядели издали на пришельца и снова убежали. Потом показалась женщина, она осторожно приоткрыла дверь. У нее за спиной гурьбой толпились девочки.
