«Здравствуйте и извините меня,— начал Фритьоф,— мне очень уж хотелось пить». «Слава богу, крещеный человек,— ответила женщина.— А мы-то уже решили, что ты тролль. А на собаку подумали, что это волк. Как же ты сюда добрался?» — спросила женщина. «Да вот, прошел через Воссескавлен из долины Халлингдаль».
Женщина чуть не лишилась дара речи: «В жизни я такого не слышала!..» — вымолвила она наконец. Многие сказали бы то же самое.
Хольты были несказанно рады ему. Уже не один день супруги поджидали его возвращения, накануне они ходили на пристань, думали встретить его, но Фритьоф не приехал. Слушая его рассказ, они то и дело переходили от радости к страху. Это же безумие! Такое головоломное путешествие, да в одиночку, да никого не предупредив! Но как это на него похоже! И когда только он наконец образумится?..
«Вы же видите, что я вернулся живым,— возразил Фритьоф.— Здоров как бык к тому же».
В музее ему пришлось выслушать те же речи. Во-первых, это безрассудное поведение, а во-вторых, ему, видно, жизнь надоела, раз он пускается в такие авантюры.
Через неделю — когда переполох улегся — пришло письмо от отца. Старик перепугался не на шутку. Фритьоф тотчас же ответил:
«Я не понимаю, каким образом эта история достигла Христиании, я думал, достаточно тех разговоров, что были здесь. Ты пишешь, что люди называют это непростительной выходкой. Но где же тут здравый смысл? Я никак не возьму в толк, почему это люди считают, что я хуже других разбираюсь в этих делах?»
Сам же Фритьоф чувствовал себя обновленным после этого путешествия. Он обогатился новым опытом, вернул себе спортивную форму и уверенность в собственных силах. Опять он целыми неделями почти безвыходно сидел в четырех стенах, если не считать нескольких прогулок к морю за новыми пробами планктона для занятий.
Тогда же Фритьоф впервые начал писать в газеты. В «Афтенпостен»[63] была напечатана большая статья о его наблюдениях у восточных берегов Гренландии. Отец был горд, прочитав ее. Еще в 1882 году, увидев с палубы «Викинга» незнакомые берега, Фритьоф задумал экспедицию в Гренландию и с тех пор не забывал о своем замысле, только ни с кем не делился, не желая тревожить отца и слушать возражения. Но сначала он хотел закончить работу в Бергене и доказать и себе, и другим серьезность своих научных занятий. Он задался целью еще до экспедиции получить звание доктора зоологии. Этой цели стоило добиваться. А потом уже ничто не помешает ему осуществить мечту о Гренландии.
Первый письменный набросок плана путешествия относится к тому же лету 1884 года. Капитан Мурье из Копенгагена высказал ему благодарность за статью о Гренландии, которая была напечатана в «Датском географическом журнале». Фритьоф отвечал: «В особенности после экспедиции Норденшельда, а в сущности, еще гораздо раньше, я вынашивал план, который, несомненно, может быть осуществлен. Пересечь Гренландию можно на лыжах. Если такая экспедиция будет предпринята, лучше всего, чтобы она началась от восточного побережья, так как безусловно разумнее идти с востока на запад. Ведь на западном побережье всегда можно рассчитывать выйти к населенным местам, и, таким образом, отпадет необходимость запасать провианта больше, чем требуется на время одного перехода. Переход же едва ли займет долгое время, если его будет осуществлять маленькая отборная команда отличных лыжников. Провиант можно везти на санях, поставленных на лыжи». Это письмо, которое, собственно, является первым документом в истории полярных исследований Нансена, написано из Гардермуэна, где Фритьоф тем летом отбывал воинскую повинность. Это было досадным перерывом в работе, но упражнения на воздухе, простая пища, скромное жилье и товарищеская обстановка были ему по душе. Получив отпуск, он побывал дома, в Христиании, где отец устроил для своих сыновей вечер с танцами. Там было много славных девушек, а Фритьоф в танцах показал себя настоящим «львом». Одна из дам проявила слишком явный интерес к нему, и, когда Фритьоф на обратном пути в Берген заехал в Гёусдаль, где жила его новая подруга, отец не выдержал.
«Я встретил амтмана Бредера с сыном,— писал он,— они мне передали привет от тебя. Сын рассказал, что ты провел там восемь дней и что фрекен Н. провожала тебя при отъезде. Я на это ничего не ответил и не стал ни о чем расспрашивать, но когда я услышал пересуды о том, что де фрекен Н. весьма к тебе неравнодушна, я подумал, что самое правильное будет сказать тебе об этом. Я сам видел ее только в тот вечер на танцах у нас и нашел ее поведение странным и неженственным. Конечно, может быть, я ошибаюсь. Я, между прочим, слышал от одной помолвленной девушки, что ее поведение произвело на всех неприятное впечатление. Она явно пыталась помыкать тобой. Говорят, что ее отец считает тебя плохой партией, ты, мол, недостаточно хорош, так как у тебя нет ни денег, ни положения, необходимых для женитьбы. Я слышал от одной дамы, что ты слишком хорош, чтобы служить забавой для фрекен Н. Подумай хорошенько, прежде чем решиться на что-либо. Я хотя и не знаю ее, но, признаться, огорчился бы, если бы что-нибудь из этого вышло и господин Н. стал бы смотреть свысока на моего дорогого Фритьофа.
Однако я не сомневаюсь, что господь бог все направит к лучшему».
Не вдаваясь слишком в сомнения отца, Фритьоф послал ему восторженное описание путешествия через горы из Гёусдаля. Особенно он был очарован Йотунхеймом и уже в заключение добавил несколько строк в защиту своей подруги:
«Мы с фрекен Н. очень хорошие друзья, она во всех отношениях славная девушка. Кто ее отец, я не знаю, и он совершенно меня не интересует. Успокойся, я не помолвлен и вовсе не собираюсь стать женихом. А уж если когда-нибудь надумаю жениться, в чем я весьма сомневаюсь, то совсем не в этих краях».
Лишь в этом году он наконец увидел результаты своих трудов и был счастлив, что может порадовать отца: «Могу похвастаться, что моя работа идет успешно. Сейчас я продолжаю некоторые исследования и сделал интересные наблюдения, которые думаю завершить в течение зимы».
После Конгресса врачей в Копенгагене Берген посетил Пастер, к норвежские ученые оказали ему большое внимание.
Фритьоф давно уже проявлял интерес к химии и, зная работы Пастера, с увлечением слушал его доклады. Однако они направили его фантазию по опасному пути и еще более укрепили в желании поработать в менее стесненных условиях, ознакомиться с исследовательской работой за границей. Пастер говорил о новых методах исследования в зоологии, и Фритьоф понял, что ему непременно надо войти в курс последних достижений в этой области. Как ни хороши условия в Бергене, а пора ехать за границу.
Должность в музее налагала на него множество обязанностей, и времени на собственные занятия оставалось мало. Ему не хотелось быть неблагодарным, он всегда помнил, чем обязан музею, который давал ему большую свободу и предоставлял возможность вести самостоятельную научную работу. Но он был нетерпелив, и к тому же Америка по-прежнему манила. Предложения и приглашения пришли и от немецких университетов, подумывал он и о Христиании. Туда он был приглашен на должность препаратора. Наконец он изложил свои планы университету в Америке: от должности в Бергене он сможет освободиться не раньше, как через два-три месяца, затем поедет на два-три месяца в Христианию или в Германию. Могут ли они столько ждать?
Об Америке отцу он из осторожности ничего не писал, но на всякий случай решил разузнать через него об условиях работы в Христиании. Отец был счастлив:
«Христиания, 16.3.1885 Дорогой мой Фритьоф! Твое письмо от 11 марта не было для меня неожиданным, я нахожу твои раздумья, мысли, сомнения и решения совершенно естественными. У меня было много опасений, так как, приняв эту должность, ты будешь изолирован и обязанности, которые она на тебя налагает, будут мешать твоей научной работе. Поэтому я полностью одобряю твое решение. Освобождайся как можно скорее от твоей работы и приезжай сюда, и вдвоем мы все обдумаем. Хорошо бы тебе получить стипендию, так как я все свои доходы делю с Акселем, который ведет теперь большую часть дел в конторе.
У меня ты получишь комнату для занятий, одежду ты получишь, так же как и Александр, так что на жизнь здесь тебе не придется зарабатывать. Тебе лишь остается заканчивать научный труд, заниматься, может быть, учить языки.
В одном только я с тобой не согласен. По-моему, ты недооцениваешь ту пользу, которую ты получил от тех, с кем вместе работал. Возможно, теперь они и эксплуатируют тебя, но поначалу тебе было за что благодарить их. И мне очень бы хотелось, чтобы и ты сам в душе чувствовал признательность за это и высказал им ее. В начале твоей работы ты ведь смотрел на старших как на авторитеты и не считал себя умнее всех. Я также не одобряю твоего желания принять американское предложение.
