становления юрисдикционной сеньории, барщина получает новый импульс, так как многие публичные повинности (строительная, посыльная, дозорная и т. д.), оказавшись в руках феодалов, изменили свое содержание и превратились либо в оброк, либо в сельскохозяйственные отработки. В современной французской историографии важность этого источника отработочной ренты, пожалуй, несколько переоценивается, однако можно считать доказанным, что наряду с кропотливым собиранием домена, наблюдавшимся с XI в., "перевод на поля" ряда повинностей судебно-административного происхождения способствовал тому, что в XII–XIII вв. пахотная барщина составляла в некоторых местностях до 10 и даже 18 дней в году [4412].
Денежная рента зафиксирована в регионе на протяжении всего изучаемого периода, и роль ее также менялась. Как отмечалось выше, ввиду низкого качества южногалльской монеты, Григорий Великий был вынужден потребовать, чтобы провансальские имения Святого престола впредь платили подати не деньгами, а в натуре [4413]. Денежная рента хорошо представлена в Марсельском полиптике, причем деньгами уплачиваются не только происходящие от римских налогов tributum и (реже) census, но в некоторых случаях и сугубо сеньориальный побор pasco [4414]. В грамотах IX–XI вв. она обычно соседствует с натуральными платежами, хотя, как уже отмечалось, засвидетельствованы и чисто денежные платежи разных размеров. Со временем удельный вес денежной ренты увеличивается. Оценить ее роль сколь-нибудь точно не представляется возможным, в частности, потому, что указанная сумма зачастую является всего лишь условным выражением цены натуральных продуктов. Тем не менее, показательно, что к концу XI в. натуральные платежи, в дальнейшем также барщина и альберг, могли уплачиваться деньгами [4415]. Случай с альбергом заслуживает особого внимания, поскольку суть его состояла как раз в единовременном потреблении на месте, в конкретной крестьянской усадьбе, определенного количества натуральных продуктов.
В целом же, не вызывает сомнения, что на протяжении всей изучаемой эпохи в Средиземноморской Франции господствовала продуктовая рента. Сколь бы отрывочными ни были имеющиеся данные, нельзя игнорировать тот факт, что повинности самых разных групп крестьянства — от описанных в Марсельском полиптике манципиев до находящихся, как будто, в одной только судебно-административной зависимости аллодистов XI в. — состоят по преимуществу именно из натурального оброка.
На ранних этапах феодализма продуктовая рента обычно теснее всего связана с поземельной зависимостью. Можно даже сказать, что в эту эпоху она является наиболее естественным выражением последней, подобно тому, как личная зависимость естественнее всего реализуется в барщине, а судебно-административная — в денежных платежах, происходящих от государственных налогов или сведенных к налогам публичных служб. Но это не более чем схема; в живой действительности взаимосвязь той или иной формы зависимости с той или иной формой ренты опосредуется многими факторами, прежде всего уровнем развития рыночных отношений и природно-географическими условиями. В нашем случае особенности аграрного пейзажа, с одной стороны, и узость рынка — с другой, объективно сдерживали распространение отработочной и денежной ренты. Поэтому, если преобладание продуктовой ренты было задано самой массовостью поземельной зависимости, другие конкретно-исторические обстоятельства способствовали упрочению такого положения вещей.
Величина и состав продуктовой ренты варьирует, и заметно. Практиковались как фиксированные, так и издольные платежи. Первые представлены множеством вариантов и далеко не всегда обозначены определенным термином [4416]. С некоторой долей условности, их можно считать чиншами. Как и следовало ожидать, прекарные и подобные им соглашения обычно предусматривают небольшие платежи: чаще всего пару фунтов воска или несколько денариев, реже земледельческими продуктами [4417]. Как правило, такие платежи называли либо census, либо vestitura (иначе: vestitio) [4418]; их главной целью было признание и подтверждение факта зависимости. Не следует, впрочем, думать, что эти платежи были обязательно символическими. Известны случаи, когда прекарист, притом освоивший целинный участок, обязан сеньору четвертой частью урожая, не считая десятины [4419]. Размеры и состав платежей с "нормальных" держаний отличались еще большим разнообразием.
Что касается чинша как такового, он мог иметь самое разное наполнение: мера зерна, голова сыра, гусь, чаще — баран или свинья, иногда с добавлением небольшой суммы денег, некоторого количества сена или дров [4420] и т. д. Однако известны и гораздо более крупные чинши, например: 2 барана, 2 ягненка, 4 свиньи, 2 курицы, 12 сетье пшеницы, 8 возов сена, 4 хлеба и 2 головы сыра [4421] или 20 фунтов "лучшего" хлеба, 4 секстария "лучшего" вина и 2 солида денег [4422]. При таком разбросе оценки затруднены; можно лишь констатировать, что, как правило, чинш был главным платежом.
Издольные платежи бывает трудно отличать от долей в повинностях, возникших в результате деления этих повинностей между наследниками или отчуждений. Так, в отличие от более позднего времени, отмеченного распространением испольщины [4423], в изучаемый период сведения о ней единичны [4424] — если только не считать, что она молчаливо предполагалась условиями комплантационного договора. Грамоты пестрят сообщениями о дарениях и продаже половины повинностей, причитающихся с того или иного владения [4425], но это совсем другой вопрос. Напротив, платежи из четвертой части урожая очень распространены и, по-видимому, наиболее типичны [4426]. Засвидетельствованы также оброк из третьей и пятой части урожая [4427] и, разумеется, десятина. Существует мнение, что наряду с церковной десятиной (decima) в Средиземноморье практиковалась также сугубо сеньориальная десятина с пастбищ (decimum) [4428], но на деле, ввиду лапидарности источников, различить их сложно. Во всяком случае, церковная десятина, равно как начатки, требы, праздничные приношения, плата за кладбище и т. д., очень часто представляет собой обыкновенный сеньориальный платеж, практически неотличимый от других. Достаточно сказать, что их отчуждают по частям [4429].
Особого разговора заслуживает tasca. Термин, по-видимому, происходит от taxare — "расценивать", "упоминать", в переносном и редко встречающемся значении — "облагать податью". Как название повинности он засвидетельствован с начала IX в. и известен исключительно по южнофранцузским и каталонским источникам [4430]. Этот платеж сравнивают с позднеримским agrarium и северофранцузским champart. Размеры таски варьировали. Принято считать, что наиболее распространенным ее вариантом был платеж в одиннадцатую долю урожая [4431]. Однако в документах XII–XIII вв. она определяется и в девятую, и в тринадцатую, и в пятнадцатую, и даже в двадцатую долю [4432]. Присутствие в тексте сразу двух и более издольных платежей обусловлено желанием дифференцировать либо повинности разного происхождения, например таску и десятину, либо поступления с земель разного хозяйственного облика. В тех случаях, когда вместе упоминаются таска и quartum, первый платеж, как правило, касается пахотных земель, второй же — виноградников [4433]. При этом, если quartum часто платили и с других угодий, в частности, с
