историю про писаря, который при смерти передал копию гетманских писем и т.д. Гетман даже не стал себя затруднять своими обычными ловкими приемами, и прямо заявил, что нечего на мертвого лгать, к тому же он все равно им не верит [346].
На основании этого замечательного эпизода мы еще раз утверждаемся в мысли, что женщины присутствовали на застольях старшин, а Люба могла себе позволить вступать в пререкания и брань не только с полковниками, но и с самим гетманом.
Как и Елена Хмельницкая, Любовь Кочубей, видимо, активно подстрекала своего мужа в его амбициях на гетманскую булаву. Скрытая борьба за гетманскую власть между Мазепой и Кочубеем продолжалась почти двадцать лет, вплоть до 1708 года, о чем имеется свидетельство самого Иван Степановича Мазепы [347]. Знаменитый украинский историк А. Оглоблин в своей монографии приводил уникальное свидетельство, что в 1942 году видел в Киеве в одной частной коллекции старинный портрет Василия Кочубея с надписью «Гетман Василь Кочубей» [348].
Много лет Кочубей вел интриги, стараясь свалить своего давнего соперника и занять его место. Любовь не раз представляла себя в роли гетманши, и когда ее дочь Мотря сама решила выйти замуж за гетмана Мазепу, она не могла смириться с мыслью, что место первой пани займет не она, а ее дочь. Кочубей, распаленный женой, считал себя оскорбленным прежде всего тем, что гетман дал ему почувствовать свою власть. Дело в том, что по приказу Мазепы возвращая в отцовский дом бежавшую к гетману Мотрю, полковник Анненков, начальник стрельцов из охраны гетмана, якобы заявил Кочубею: «Не только дочь вашу может гетман взять, но и жену твою отнять у тебя может» [349].
Не дав согласия на брак дочери с Мазепой, Любовь через несколько лет решила организовать на него донос и добиться для мужа гетманской булавы. Союзницей ей была ее сестра Прасковья, жена Ивана Искры – влиятельного полтавца и потомка гетмана Я. Остряницы. Именно Искра станет соучастником Кочубея в его знаменитом доносе. Показания монаха Никанора, которого Кочубей использовал как посланца, красочно изображают ситуацию, как он, прибыв в Батурин по монастырским делам, буквально силой был затащен в дом к Кочубею его женой Любовью. Она же принесла «крест благословящий», заставив монаха на нем поклясться в сохранении тайны и уверяла, что если бы «великий государь шел через Батурин, и она бы сама на него, гетмана, побила челом и обо всем бы донесла» [350]. Люба Кочубей жестоко поплатилась за свои амбиции – пережив арест, пытки и казнь мужа.
Заметим, что публичные скандалы, устраиваемые женщинами (и столь ярко описанные Гоголем), не были в украинском обществе делом редким. Правда, за это можно было поплатиться и штрафом, а то и тюрьмой. Именно на таком наказании настаивала жена переяславского протопопа, обвиняя жену своего племянника в том, что та «публичне ругала и… старою бестию» называла ее многократно [351]. Но видимо, чем более известного рода была пани, тем меньше она опасалась судебных последствий.
Ярким тому примером служит Настя Скоропадская (урожденная Маркович), которая была еще одной женщиной, прославившейся своим умением помыкать мужем и окружающими. Она была дочерью выкрещенного еврея Марка Аврамовича, который был арендатором – т.е. производил и торговал водкой, и славилась своей красотой [352]. Именно благодаря красоте дочери, несмотря на скромное приданое, Марк Аврамович сумел выдать Настю за генерального бунчужного К. Голуба, что было весьма удачной партией. А когда муж умер, Настя женила на себе генерального есаула Ивана Скоропадского, еще не догадываясь, что он вскоре станет гетманом. Настя имела огромное влияние на мужа – человека спокойного и покладистого. Казаки шутили, что Иван носит юбку, а Настя – булаву.
Возвышением Скоропадского Настя не замедлила воспользоваться, причем не забыв своих родственников. Именно когда тесть стал гетманом, ее отец получил свои первые имения. Эта семья была крайне непопулярна на Украине и их вражда с Апостолом только добавляла ему симпатий [353].
Марковичи, вместе с рядом других старшин, сделавших свою карьеру на трагедии «мазепинцев» (семей старшин, последовавших за И. Мазепой и лишенных всего имущества), – стали ярким примером беспринципности, стяжательства и предания интересов украинской автономии. Настя распоряжалась урядами (т.е. основными старшинскими должностями) по своему усмотрению, заставляя мужа хлопотать за своих родственников. Советниками Насти были ее родные братья, Марковичи, прежде всего – сделанный ею Лубенским полковником – Андрей Маркович. Последний уже к середине XVIII в. был стараниями сестры одним из богатейших людей Украинского гетманства [354]. Когда казаки посмели жаловаться на творимые Андреем Марковичем беззакония в полку, просителей по приказу Насти арестовали, избили киями и отстранили от должностей [355].
Открытая вражда у гетманши была со знаменитым и заслуженным Миргородским полковником Данилой Апостолома. В частности, она отняла все имения Андрея Горленко, зятя Апостола. Не растерялась Настя и после смерти своего мужа-гетмана, используя родство с сенатором П. А. Толстым, чей сын был женат на ее дочери. Водила она дружбу и с бригадиром С. Л. Вельяминовым. Хотя Настя некоторое время после смерти мужа жила в построенном ею Гамалеевском монастыре, это не мешало ей праздновать свои именины в Глухове, пригласив Вельяминова и еще двух важных российских чиновников. Гетманша водила близкое знакомство с их женами, но и сами мужья любили у нее попить и погулять [356].
Гром грянул для Насти только когда Толстой попал в немилость, а усилиями А. Д. Меншикова была восстановлена гетманская власть и гетманом избрали Д. Апостола. Лично Меншиков, ненавидевший Вельяминова и его сторонников, добавил в инструкцию иностранной коллегии пункт об отставке всех старшин «из жидов». А. Маркович пострадал первым, лишившись своей должности полковника, а сразу же за этим последовали многочисленные жалобы на допущенные им злоупотребления. Настя не сдалась. Вместе с братом она поехала в Москву, где находился Апостол, – поклониться гетману, но тот «и не посмотрел». Полтора года хлопотали Марковичи в Москве, потратив огромные средства на подкуп российских чиновников. Но в конце концов судебное дело над А. Марковичем было прекращено. Правда, по «генеральным следствиям о маетностях» Настя лишилась многих захваченных ею и ее родственниками владений.
Наличие таких ярких своевольных и неукротимых женщин, умудрявшихся помыкать даже самыми выдающимися представителями украинской элиты, должно было укрепить современников во мнении, что женщины – ведьмы. Вот, например, разбитная и неугомонная Солоха у Гоголя – кто она? Ясно – ведьма. И с самим чертом водится. Кстати, украинские проповедники очень серьезно воспринимали черта и признавали опасность, идущую от него. Не менее стойким было и убеждение, что «ведьмы стоят в течной связи с чертом и
