Иерусалим и получивших от грузинской царицы большие дары. Узнав об этом, Тамар отправила отряд ивирийского войска (небольшое число залихских имеритинцев, как сообщает летописец), который захватил Лазику, Трапезунд, Лимон, Самсун, Синоп, Керасунт, Китиору, Амастриду, Ираклию, все земли Пафлагонии и Понта. Все эти владения были переданы родственнику Тамар Алексею Комнину [478]. При этом анонимный хронист указывает, что, благодаря Тамар, владетель Трапезунда получил
независимое владение и правил не обеспокоенный врагами [479].
Приобретенная территория была весьма обширна, ее западные области были отдалены от Грузии на очень большое расстояние, южный фланг оставался открытым для нападений сельджуков. И могла ли одна небольшая грузинская армия в таких условиях контролировать все эту территорию? Необходимо учесть, что именно в 1203–1206 гг. шла ожесточенная борьба Грузии с Румским султанатом, азербайджанскими и иранскими атабеками. Наступательные операции войска Тамар вели в Араратской долине, в Азербайджане. Шли упорные бои за крепости Карс, Маназкерт, Хлат. Наконец, Грузии удалось нанести сельджукам сокрушительное поражение в битве при Басиане в 1203/4 г. [480] Эти войны требовали мобилизации всех ресурсов государства Тамар и не давали возможности отвлечь большую армию на нужды Комнинов. Да и сам историк Тамар Басили писал лишь о «небольшом отряде залихских бойцов» [481]. Но была ли нужда в значительной экспедиции? После Басианской битвы силы Румского султаната были подорваны. Царица Тамар прекрасно знала о сломившемся накануне 1204 г положении в Византии. Она имела разветвленную сеть осведомителей и располагала информацией от щедро одариваемых дальних монастырей [482]. Получаемые данные недвусмысленно свидетельствовали о бедственном положении осажденного крестоносцами Константинополя, лишенного возможностей вмешиваться в дела далекого Понта. Силы сельджуков были серьезно ослаблены 20-летней войной, хотя не считаться с ними вовсе еще было нельзя. Практически же прежняя фема Халдия на какой-то промежуток времени была предоставлена сама себе и при определенных обстоятельствах могла стать жертвой агрессии главных врагов Тамар — сельджуков. Защищая Понт и оказывая помощь Комнинам, Тамар получала естественного союзника на северозападных границах своей державы [483]. Выполнению этой задачи способствовали длительные традиции понтийского сепаратизма, легитимность и авторитет в греческом мире отпрысков Комниновской династии, вставших во главе предприятия, полководческий талант Давида Комнина и, наконец, то, что лазы, родственные картвелам, составляли значительную часть населения будущей империи, особенно на ее востоке [484]. Грузинские войска в этих условиях не рассматривались местным населением как агрессоры. Так в благоприятной исторической ситуации понтийский сепаратизм сомкнулся с внешнеполитической активностью Грузии и планами ее правителей. Поэтому роль Грузии в образовании империи заключалась не только и не столько в военной помощи, сколько в обеспечении безопасности перед лицом сельджукской угрозы. Царство Тамар на этом историческом этапе было главным гарантом самого существования Трапезундского государства.
В источниках нет данных о каком-либо сопротивлении отрядам Комнинов до их столкновения с Феодором Ласкарем. Напротив, Виссарион Никейский и Критовул, независимо друг от друга и следуя и в XV в. устоявшейся традиции, писали, что передача власти Комнинам на Понте происходила мирно [485]. По Халкокондилу, первый император «получил от местных жителей власть над Колхидой и перенес свое царство в Трапезунд в Колхиде» [486]. Современник событий Никита Хониат отмечает в своей «Хронографии»: «Давид же Комнин, набрав войско из Пафлагонии и Ираклии Понтийской и частично ивирийских наемников, живущих в долине Фасиса, подчинил себе деревни и города. Расширив владения брата, которого звали Алексей, он стал его предтечей и глашатаем» [487]. Панегирик Никиты Хониата Никейскому государю Феодору Ласкарю (1206 г.) содержит еще одно указание на быстрый переход понтийских жителей под знамена Комнинов [488]. Трапезунд, как и Константинополь, был взят в апреле 1204 г. Значит первоначально войско Алексея и Давида состояло исключительно из небольшого грузинского отряда (который Хониат назвал ивирийскими наемниками, а Картлис Цховреба — «отрядом залихских бойцов») и непосредственного окружения царевичей. Однако понтийский сепаратизм и сама внешнеполитическая ситуация стали консолидирующим фактором. Давид, как, видимо, и Алексей, быстро перешел к мобилизации местного населения. В Малой Азии после 1204 г. между уцелевшими греческими династами и латинскими правителями началась борьба за византийское наследство, за выход к Константинополю, не только за приобретение отдельных территорий, но и за привлечение симпатий населения [489]. Количество войск и поддержка местных жителей определяли успех: так было при овладении Феодором Ласкарем Никеей и Вифинией, так было и при утверждении Комнинов на северном побережье Малой Азии. Никита Хониат бичует жителей, поддержавших Комнинов, как людей легкомысленных и неразумных, идолопоклонников и трусливых отступников. Но что делает в его описании восхваляемый им герой, Феодор Ласкарь? Разгромив авангард Давида Комнина и взяв, по словам панегириста, тысячи пленных, взывающих о пощаде, Ласкарь не наказывает их, лишь слегка журит, убеждая отступиться от того, кто не может даже сам себя защитить, и стать под никейские знамена. Высшая награда для Ласкаря, по словам Хониата, то, что бывшие противники примкнули к нему, отложившись от Давида, за которого три дня тому назад вступали в бой. «Брань соединила воедино ранее разделенных» [490].
Перед нами не просто традиционная хвала доброму правителю, но курс никейской политики, зафиксированный ее апологетом. Помимо Панегирика, и "Хроника" Хониата отмечает, что, подойдя к городу Плусиада, перешедшему на сторону Давида, Ласкарь сумел привлечь к себе его население, лишив понтийского правителя поддержки. Это был значительный успех, так как гарнизон города славился искусными лучниками [491]. В свою очередь, Давид Комнин перейдя через р. Сангарий, захватил ряд крепостей и вновь приобрел Плусиаду, получив оттуда заложников, часть из которых он "заключил в оковы, потому, что они перебежали к Ласкарю [492]. Большое значение соперничающие стороны придавали поддержке духовенства. Феодору I удалось добиться того, что патриарх и все никейское духовенство клятвенно обязались всегда хранить верность Ласкарю и не поддерживать никого из его врагов, «даже внуков кира Андроника». Священники должны были способствовать тому, чтобы «мысли и действия людей в наших провинциях, какого бы рода, славы и достоинства они не были, были направлены к славе и поддержанию» никейского императора [493]. О том, что после падения Константинополя во владения Комнинов устремлялось эллинское население столицы, свидетельствуют записанные митрополитом Эфесским Николаем Месаритом слова православных монахов, сказанные в ответ на упреки папского легата кардинала Бенедикта в гордыни: «Если бы мы были гордыми, как ты говоришь, то и мы могли бы, как остальные жители Константинополя, идти в земли императора кира Феодора Ласкаря Комнина, и в земли кира Давида Комнина… как это сделали многие, убегая от вашего постоянного угнетения и угрозы ежедневной гибели» [494]. Значит, силы и понтийских правителей,
