частности в кафедральных соборах Изеса [260], Нима [261] и Нарбона [262], аббатствах Сен-Сернен-де-Тулуз [263] и Сен-Виктор-де-Марсель [264], погодные записи велись, хотя и на более примитивном уровне. Так, марсельские анналы начинаются 1000 годом и до начала XII в. представляют собой простой перечень аббатов. Кстати, XII в. также не изобилует историческими повествованиями. Важнейшее из них — хроника Магелонской церкви, сочиненная в 1165–1167 гг., сбивается на перечень зависимых церквей и причитающихся чиншей, но все же содержит некоторые любопытные сведения, например о бесчинствах арабских пиратов [265].
Вопрос о причинах скудости южнофранцузских нарративных источников изучен плохо. До недавнего времени, из-за неразвитости комплексных источниковедческих исследований, даже сам этот факт был мало известен [266]. Между тем вопрос этот отнюдь не праздный.
Несомненно, что многое просто не сохранилось. Большинство уцелевших нарративных источников дошло до нас благодаря эрудитам XVII–XVIII вв., которые разыскали эти источники не без труда, и, как правило, за пределами Южной Франции. Например, Анианские и Марсельские анналы были обнаружены Э. Балюзом в каталонском монастыре Риполь [267]. "Иерусалимская хроника" Раймонда Ажильского дошла до нас исключительно в северофранцузских рукописях [268], Некоторые литературные сочинения сохранились лишь потому, что были когда-то включены в картулярии. Так, например, обстоит дело с "Житием" Бенедикта Анианского [269]. Тем не менее, есть веские основания считать, что даже изначально, до деформации южнофранцузских древлехранилищ, хронография, как и другие классические жанры средневековой латинской литературы, получили в изучаемом регионе меньшее развитие, чем на Северо-востоке Франции или в Германии. В этом, в частности, убеждает знакомство с состоянием нарративных источников в соседних с Провансом и Лангедоком областях, прежде всего в Каталонии. Уникальное богатство и сохранность каталонских архивов и библиотек известны. Поэтому очень существенно, что каталонская литературная традиция IX–XII столетий еще беднее, чем южнофранцузская.
Древнейшая известная сегодня каталонская хроника была составлена жеронским епископом Готмаром в 939 г. Примечательно, что написал он ее в бытность свою в Кордове, что заказчиком был будущий халиф аль-Xакам II и что сведения о ней сохранились только благодаря трудам знаменитого арабского историка и географа Аль-Масуди [270]. Следующие по времени исторические сочинения появляются только с конца XI в. и представляют собой предельно лаконичные записи о годах правления франкских королей с редкими вкраплениями столь же немногословных сообщений о местных событиях [271]. В современных изданиях они занимают от нескольких строк до страницы и едва заслуживают название хроники. Размышляя над этой особенностью раннесредневековой каталонской культуры, М. Зиммерман — один из самых авторитетных специалистов в данной области — пришел к выводу, что подлинным воплощением исторической памяти этой эпохи следует считать, скорее, многочисленные исторические экскурсы в преамбулах каталонских грамот [272]. По его мнению, эти экскурсы, как и древнейшие мини-хроники, призваны были в первую очередь объяснить архивистам, судьям и другим заинтересованным лицам давние обстоятельства, имеющие отношения к совершаемой сделке, — например гибель важных в том или ином случае документов во время разорения в 985 г. Барселоны арабами, или просто разобраться в датировке старых документов [273], К этому следовало бы добавить, что хранилищами исторической памяти являлись не только отдельные грамоты, но и каталонские архивные собрания в целом, по крайней мере, до появления во второй половине XII в. первых картуляриев. Сошлюсь на Первую Алаонскую хронику (графство Рибагорса, конец XI в.). Заканчивая краткий рассказ о правлениях каролингских государей и местных графов, перемежаемый известиями о вторжениях арабов, освящении церквей и т. д., хронист пишет: "кто захочет вникнуть в это прилежно, прочитает все это в дарственных грамотах Алаонского монастыря" и других, здесь же перечисленных [274].
Подтверждая слабое развитие хронографии, этот факт вместе с тем свидетельствует, что оно не было связано ни со слабым распространением грамотности и письменности, ни даже с отсутствием интереса к прошлому. Этому вполне соответствуют сведения о каталонских библиотеках и скрипториях [275]. При незначительности выдаваемой на-гора литературной продукции, Каталония IX–XI вв. была богата собраниями книг и знающими в них толк людьми. Не случайно, один из самых образованных людей своего времени, овернец Герберт, впоследствии папа Сильвестр II (999–1003), отправился учиться в Каталонию [276]. Поэтому слабое развитие каталонской историографии, равно как и других жанров раннесредневековой латиноязычной литературы, нельзя прямолинейно объяснять низким уровнем культуры. Думается, что этот вывод следует распространить и на нарративную традицию Прованса и Лангедока, изучение которых затруднено более бурной, чем в Каталонии, историей местных древлехранилищ.
Как же в таком случае трактовать скудость южнофранцузских нарративных источников? Возможно, мы приблизимся к отгадке, если вспомним, что произведения художественной литературы XII–XIII вв., написанные уже на провансальском, содержат богатый материал по конкретным историческим событиям [277]. Становление новой культуры, языком которой была уже не латынь, a langue d'oc, началось в Средиземноморье, по-видимому, еще в каролингское время [278]. Эта новая культура вобрала в себя интеллектуальный потенциал страны и направила его на развитие новых жанров. В XI–XII вв. было, по-видимому, немыслимо написать хронику, житие или богословский трактат на разговорном языке, латиноязычная же литература пришла в упадок. Другое объяснение предлагает крупнейший знаток средневековой историографии Б. Генэ. По его наблюдениям, слабое развитие исторического творчества было характерно для целого ряда районов Южной Европы, отличающихся достаточно высоким уровнем культуры, в частности юридической. Там, где "культура была в руках юристов, — пишет Б. Генэ, — история оказывалась не в чести" [279].
Как бы там ни было, бедность местных нарративных источников вынуждает нас обращаться к иноземным. Поскольку соседние с Провансом и Лангедоком области, как правило, также не богаты нарративными памятниками, информацию приходится искать в источниках, созданных вдали от изучаемого региона. Это прежде всего северофранцузские и немецкие хроники, анналы и другие исторические сочинения каролингской эпохи. Из вестготских хроник наибольшее значение имеет "История короля Вамбы" Юлиана Толедского [280], из произведений итальянских авторов — "Антаподозис" Лиутпранда Кремонского [281].
Ценность этих источников состоит в том, что они позволяют воссоздать, пусть в самых общих чертах, канву политической истории региона. Содержащиеся в них сведения иногда важны и для исследователя социально-экономической истории. Однако свойственное всем хроникам раннего средневековья пренебрежение "низменными" сюжетами усугубляется в данном случае тем, что их авторы не были знакомы с хозяйственным строем, вообще с реалиями Средиземноморской Франции. К тому же северофранцузские и немецкие писатели вообще не часто говорят об этом районе как слишком далеком от их места жительства и развертывания интересовавших их событий. При этом, чем дальше в
