нежелание покончить одним махом с лежащими в беспорядке феодальными документами, писал министру внутренних дел, что "в этой громадной куче бумаг могут быть картулярии бывших церковных учреждений; на мой взгляд, эти грамоты, плоды варварских столетий, нужно обследовать; подтверждая, сколь многого честолюбие и изобретательность привилегированных сословий лишили наших доверчивых и невежественных отцов, они помогают потомству лучше оценить счастливую революцию, произошедшую в душах людей" [338]. По свидетельству Л. де Лаборда, занимавшего в середине XIX в. пост директора императорских архивов, на многих средневековых документах есть пометы, сделанные в годы Революции: "В соответствии с законом, эту грамоту следовало бы уничтожить, но она сохранена, поскольку…" — и далее какое-нибудь обоснование, чаще всего заверение, что грамота представляет исторический интерес [339]. Доподлинно известно, что некоторые архивисты, например в Монтобане, не взирая на перспективу попасть на каторгу, под видом древних "титулов", отправляли на костер относительно малоценные материалы [340].
Нужно принять в расчет и непредвиденные обстоятельства, например военные действия или нехватку средств у местных властей, помешавшие в ряде районов строгому исполнению декретов, с другой стороны — случайно возникшие пожары, во все века угрожавшие архивам [341]. Но главным фактором, определившим географическую неравномерность сохранности архивов, была личность самого архивиста и настрой местных властей. Там, где делом заправляли невежды, фанатики или рьяные исполнители начальственной воли, потери оказались очень велики. Так, например, обстояло дело в Нарбоне: если бы не копии, сделанные историками XVII–XVIII вв., мы бы почти ничего не знали о содержимом здешних архивов. Архивам Нима и департамента Тар в целом повезло заметно больше [342], хотя локальные различия здесь достаточно существенны.
Согласно неопубликованным данным, полученным от бывшего заместителя архивиста департамента Эро Л.Вальса (соавтора не законченного еще описания монастырских архивов департамента [343]), в этой части Лангедока уцелело не более 10% материалов церковного происхождения старше 1790 г., причем лучше всего сохранились архивы церковных учреждений Монпелье и его окрестностей: на них приходится 65% бумаг секулярного и 80% — регулярного духовенства; далее, в порядке убывания, следуют архивы Безье, Агда, Лодева и Сен-Пона. По его мнению, столь очевидную диспропорцию невозможно объяснить различиями в изначальном состоянии фондов. Более вероятно, что власти дистриктов, в компетенции которых в первые революционные годы находились архивы местных церковных учреждений, жалели денег на их обустройство, содержание и разбор, а позднее, когда было решено сосредоточить их в центрах департаментов, — и на транспортировку. Как свидетельствует приведенный эпизод из истории Агда, локальные различия в уровне культуры магистратов тоже играли роль; замечу лишь, что их простота могла пойти архивам как во вред, так и на пользу.
В общем и целом, южнофранцузские архивы вступили в XIX в. с далеко не одинаковыми потерями. В частности, архивы департамента Буш-дю-Рон, где были сосредоточены многие древние церковные учреждения, пострадали относительно слабо. В 1791 г. муниципалитет Марселя намеревался сохранить их, "поскольку они содержат материалы для нашей истории", а в 1807 г., оценивая последствия революционной бури, архивист Марселя К. Ростан пришел к выводу, что, хотя две телеги с бумагами были все-таки переданы в распоряжение военных, основная масса древних материалов не пострадала [344]. В дальнейшем выяснилось, что часть исчезнувших документов была припрятана частными лицами. Так, в 1819–1820 гг. Ж.-Ж. Эсмье, автор солидного труда о городке Мес, на который у меня еще будет случай сослаться, торговался с властями департамента по поводу двухсот с лишним подлинных грамот из архива Сен-Виктор-де Марсель и обоих его картуляриев, которые он "спас от вандализма" в 1793 г. Вопрос о том, как именно они к нему попали, он обошел молчанием. Префект департамента, граф де Вильнев, за чьей подписью в 1824
г. вышел первый серьезный послереволюционный труд по истории Прованса [345], резонно заметил ценителю древностей, что тот вообще не имеет права на эти материалы, и предложил ему за их сохранение половину запрошенной суммы, а именно 1200 франков — по тем временам немало [346]. И это далеко не единственный случай. Несколько лет назад архив департамента Эро приобрел у частных лиц четыре грамоты начала IX в., происходящие из аббатства Аниан, считавшиеся погибшими в годы Революции; все это время они хранились в семье последнего синдика Анианского аббатства [347]. Некоторые материалы благополучно пережили Революцию и были утрачены позднее. Например, картулярий епископов Эльнских исчез из архива департамента Восточные Пиренеи около 1830 г. [348], а картулярий картузианского монастыря Ла Верн, что в диоцезе Тулона, — и вовсе в начале XX в. [349]
В годы Революции погибло огромное количество документов: подавляющее большинство уцелевших до того времени подлинников, картулярии архиепископских церквей Амбрена и Нарбона, епископов и капитулов Диня, Систерона, Тулона, Фрежюса, Каркассона, Альби, Родеза, ряда древних монастырей. Однако масштабы потерь не следует преувеличивать. Это касается прежде всего раннесредневековой документации, с нехваткой которой сталкивались уже дореволюционные историки. Так, еще в середине XVII в. педантичный Пьер Гассенди констатировал, что древнейшие грамоты из архива капитула Диня датируются концом XII в. [350] Не менее дотошный, на свой лад, Марселен Форнье незадолго до этого сетовал, что во всех диоцезах Амбренского архиепископства вряд ли найдется документ старше 1000 г. [351]. Эти свидетельства заслуживают тем большего доверия, что медиевисты XVII–XVIII вв. интересовались в первую очередь именно раннесредневековыми актами. Сопоставление некоторых фондов, например аббатства Сен-Сернен-де-Тулуз [352], с архивными описями времен "старого порядка", свидетельствует, что масштабы потерь, пришедшихся на революционные годы, сильно преувеличены и что разрушение южнофранцузских архивов началось задолго до 1789 г.
На протяжении XVIII в. многие монастыри были закрыты, их имущество конфисковано и передано местным епископам. В ходе этой операции фонды ряда архивов и библиотек, в том числе Желлон и Лерен, оказались рассредоточены, причем большое количество рукописей исчезло бесследно [353]. Эти секуляризации были ответом на упадок старинных обителей, сказавшийся и на их архивах. Производившиеся время от времени при "старом режиме" инвентарные обследования древлехранилищ южнофранцузских монастырей свидетельствуют об их плачевном и все ухудшавшемся состоянии [354]. Помимо небрежения, имели место и трагические случайности. В частности, в правление Людовика XV сгорел архив епископства Изес [355].
Исключительно большие потери южнофранцузские архивы понесли в ходе Религиозных войн. В это время погибли или сильно пострадали архивы Амбренского архиепископства, епископских церквей Кавайона, Лодева, Манда, Монтобана, Нима, Памье, множества монастырей, в том числе таких крупных, как Сен-Жиль, Сен-Руф, Мас-д'Азиль. Иногда это происходило более или менее спонтанно, во время военных действий; иногда гугеноты уничтожали их преднамеренно, руководствуясь как
