IX–X вв. систематическим разорением южного Прованса арабами. Так, в 993 г. епископ соседнего с Тулоном Фрежюса жаловался графу Прованса, что, хотя сарацины изгнаны, он не может по-настоящему вступить в свои права, поскольку "не осталось никого, кто бы знал, где имущество, где владения, которые должна унаследовать названная церковь; нет ни грамот, ни королевских дипломов, ибо привилегии, как и другие свидетельства, поглощены временем, либо погибли в огне, так что от епископства не осталось ничего, кроме названия" [369]. Свидетельство красноречивое, но вряд ли достаточное для исчерпывающего объяснения отмеченных пробелов в источниках. В самом деле, арабы были изгнаны из Прованса еще в 972 г., почему же мы не располагаем тулонскими грамотами еще в течение полувека? Для сравнения скажу, что вслед за тем, как арабы разгромили в 985 г. Барселону, в приморской Каталонии наблюдался настоящий документальный бум, вызванный желанием местных землевладельцев заново оформить свои правоотношения на пергамене [370]. Напрашивается вывод, что до XI в. письменное делопроизводство в Тулонэ (и в цепом на юге и юго-востоке Прованса) было развито слабо, что немногочисленное население этого района, затерроризированное арабскими разбойниками, не имело возможности и не испытывало потребности оформлять свои сделки документально [371]. В пользу этого предположения говорят встречающиеся в провансальских грамотах X–XI вв. сентенции о том, что в прежние времена делать запись о совершении сделки было необязательно [372]. И хотя, как убедительно показал Л. Стуф-старший, такие рассуждения в конечном счете восходят к декрету императора Константина от 319 г. [373], а следовательно, в известной мере, являются топосом, вряд ли стоит сомневаться, что они навеяны и реальной действительностью.
Обратимся теперь к истории севеннских архивов. Наибольший интерес представляют архивы диоцеза Манд, расположенного в сердце Севенн и совпадающего, в целом, с территорией департамента Лозер.
Революция пощадила архивы епископов и капитула Манда, равно как и большинства местных монастырей. Торжественное сожжение церковных документов имело место и здесь [374], но, похоже, в ограниченных масштабах. Этому способствовало то обстоятельство, что в самые опасные для феодальных архивов годы (1792–1794) лозерским патриотам было не до них: Севенны не зря считались второй Вандеей, здесь постоянно тлел, а то и вспыхивал ярким пламенем, огонь контрреволюционного мятежа. Однако неуничтожение старых бумаг еще не означало их хорошую сохранность: вплоть до 1841 г. они пребывали в беспорядке и небрежении, и кое-что за эти полвека было, несомненно, утрачено. Когда же трудами нескольких ученых архивистов, прежде всего Ф. Андре, архивы Лозера были наконец систематизированы и в основном перевезены в новое, более подходящее помещение, случайно возникший пожар погубил в 1887 г. значительную часть фондов [375]. К счастью, к тому времени они уже были в основном описаны; похоже, что материалы древних церковных учреждений пострадали не очень сильно. Обнадеживает и тот факт, что дореволюционные историки, знакомые со здешними архивами — помимо Д. де Сент-Марта и К. де Вика и Ж. Вэссета следует назвать местного эрудита начала XVIII в. Ж.Б. Луврелея [376] — упоминают сравнительно мало средневековых документов, неизвестных сегодняшним медиевистам.
Продвигаясь в глубь веков, мы сталкиваемся с многочисленными случаями разорения севеннских архивов камизарами [377]. Еще большие потери приходятся на эпоху Религиозных войн, причем урон был нанесен не только монастырям и приходам, но и кафедральному собору Манда. Ворвавшись в город под Рождество 1579 г., головорезы капитана Мерля отметили праздник грабежами и грандиозным костром из бумаг капитула [378]. Есть, однако, основания полагать, что наиболее ценные документы практичный предводитель севеннских гугенотов попросту присвоил; они были выкуплены епископом у его наследников за 500 экю [379]. По всей видимости, некоторые из здешних архивов пережили какие-то потрясения и в предшествующие столетия, например, в ходе восстания тюшенов. И все же ссылками на подобные события трудно объяснить тот факт, что и в архивах других диоцезов (например, аббатств Сен-Виктор, Монмажур, Аниан, Желлон) сохранились лишь единичные севеннские грамоты X–XI вв. [380] Поскольку в IX–XII вв. Севенны не подвергались нападениям извне, не раздирались и какими-то серьезными внутренними смутами, возлагать вину на кричащие пробелы в источниках не на кого. Скорее всего этот бедный, Богом забытый край не достиг еще в изучаемый период той ступени развития, когда появляется общественная потребность в широкомасштабном и систематическом письменном делопроизводстве.
Итак, несмотря на все привходящие, оказывающие "шумовое" воздействие исторические факторы XII–XIX столетий, в сегодняшнем облике раннесредневековых документальных комплексов Жеводана и Тулонэ проглядывают некоторые определяющие черты их первоначального облика. Разумеется, эту закономерность не следует преувеличивать; позднейшие события локальной истории искажали картину весьма существенно. Например, тот факт, что раннесредневековая история Марселя и Арля освещена в источниках несколько лучше, чем раннесредневековая история Нарбона и Каркассона, объясняется главным образом тем, что в годы Революции в департаменте Буш-дю-Рон изничтожением древних пергаментов занимались с меньшим усердием, чем в департаменте Од. И все же эти экскурсы убеждают в том, что резкое сокращение общего объема раннесредневековой документации не сопровождалось столь существенным изменением ее географического распределения, как это может показаться на первый взгляд. А этот вывод имеет уже самое непосредственное отношение к ключевой для нас проблеме искажения структуры документального комплекса.
б. Структура документального комплекса
Первоначальная масса документов дошла до нас, разумеется, в сильно сокращенном объеме, в составе трех типологически различных групп документов. Первая группа — собрания подлинных грамот и хранившихся вместе с ними отдельных копий, изготовленных еще в средние века. Вторая группа— картулярии, т. е. сборники копий подлинных грамот, созданные на основе архивных собраний (иногда — и более ранних картуляриев) в средние века или в начале нового времени как страховка от порчи и гибели подлинных грамот и для удобства использования в управлении и судопроизводстве. Третья группа — тематические подборки документов, составленные учеными XVII–XVIII вв. в ходе их работы с архивными собраниями подлинных грамот и с картуляриями. Соотношение этих трех групп документов проще всего изобразить графически как три наложенных один на другой круга разных размеров: часть грамот дошла до нас сразу по трем каналам, часть — по двум, часть — только по одному. Репрезентативность этих трех групп документов, фактически — трех выборок по отношению к их первоначальной массе, весьма различна. Рассмотрим их поочередно.
Подлинные документы
Подавляющее большинство подлинных лангедокских и провансальских документов раннего, отчасти и развитого средневековья погибло, скорее всего, в XVI–XVIII вв. В нашем распоряжении всего несколько оригинальных грамот VIII–X вв., в том числе королевских дипломов, и около пятисот грамот XI в. Из них 387
