несовершенеолетиим, находился в руках своих наставников, иезуитов, которые
ожидали только смерти его благочестивой матери, чтобы сделать его ренегатом.
Был и еще один магнат, защитник православников, изъ
116
.
старинного русского рода Радивилов, князь Христофор, сын известного уже нам
Радивила Перуна; но этот, как и его отец, исноведывал веру Кальвина.
Прочие потомки древней варяжской Руси, например, князья Чорторыйские (по-
польски Чарторизкие), Корецкие, Четвертинские, ИИузыны и равные этим князьям по
родовому вельможеству паны Русичи стояли между католичеством, протестантством и
православием на распутий, подобно недавно исчезнувшему для православия роду
князей Острожских, так что представители одного и того же панского дома
принадлежали к различным вероисповеданиям, и если не были еще католиками или
протестантами, то, пройдя школу воспитания и родственного общения с иноверцами,
сохранили за собой только имя православных.
Московские государственники считали этих Русских людей потерянными для
своего правительства, да и сами они относились к Москве, если не враждебно, то с
пренебрежением, яко к нации невежественной и подавленной царским деспотизмом.
Самое православие московское заподазривали они, называя верою царскою, чтб в
последствии отозвалось и на козаках Богдана Хмельницкого. Православные же вассалы
и слуги великих панских домов, какова бы ни была их личная приверженность к
отеческой вере, не смели и не могли иметь отдельной политики.
За православными панами, по политическому значению, следовало православное
духовенство. Оно искони пополнялось младшими членами панских домов, или же
панскими клиентами, возводимыми обыкновенно на владычества, архимандрии и
протоионии, которых иодаванье принадлежало не одному королю, но часто и
можяовладникам. Теперь этот высший слой духовенства отошел в унию; если же имел
нескольких представителей своих на архимандриях, уцелевших от униатского захвата,
то Московская война прервала всякия сношения между царским правительством и
малорусскими архимандритами.
За мещан и поселян московская политика могла бы ухватиться только чрез
посредство дворянства и духовенства, а как оба эти представители малорусской
народности в Польше были парализованы для Москвы политикой Рима, то
Малорусская земля являлась отрезанною от Великорусской еще больше, нежели в те
времена, когда напекая нунциатура работала в Польсколитовском государстве одной
пропагандой католичества, и епископские кафедры в Малороссии замещались
архиереями православными. Так предусмотрительность просветителей Поль-
.
117
ши заградила путь собирателям Русской Земли, которые устами Иоанна III
торжественно объявили, что будут искать Киева и других отчин предков своих
Рюриковичей, примежеванных великими князьями литовскими к земле ИИястов.
Но малорусское дворянство имело своих представителей не в одних монастырях и
церквах. Кадры Запорожского войска состояли из людей шляхетского происхождения, и
верховодами его были покамест одни члены панских домов, так точно, как и
верховниками духовенства. Правда, это были блудные сыновья, бегавшие в козаки или
от горькой в те времена „школьной части", или от суровой родительской власти, или же
потому, что ни один паиский дом не давал им такого положения, каким пользовался у
князя Острожского Наливайко. Но зато козаки имели собственную политику и в старые
времена независимые дружины их служили московским государям под
предводительством Евстафия Дашковича и князя Димитрия Вишневецкого. Теперь
козаки сделались разорителями Московского Царства в пользу римской политики, рада
хищной добычи и рыцарской славы своей. Но приближалось время, когда им сделалось
тесно в „Королевской Земле", и когда дикия доблести, которыми они отличались в
„Земле Восточного Царя", обратились в страшилище для их старших братий,
польскорусских помещиков. Можно сказать, что московская политика предусматривала
такое положение дел в польскорусской республике и ждала удобного момента., чтобы
воспользоваться козаками для своего великого предприятия.
Несчастные для Москвы и постыдные для ИИольши события, последовавшие за
объявлением, что сын Ивана Грозпого, Димитрий, жив, призвали Козаков к новой
разбойной деятельности* Не имея столько денег, чтобы снаряжать правильные армии
для одоления надломанной уже Стефаном Баторием державы, королевское
правительство дозволяло так называемому Запорожскому войску увеличить число
оооочих Козаков по мере возможности. Напрактиковавшись в московских походах и
размножась до нескольких десятков тысяч, эти ученики старинных запорожцев стали
заодно с ними предпринимать морские походы все в больших и больших размерах. В
1614 году разграбили они торговую пристань Синоп; в 1615-м сожгли две пристани,
Мизевлу и Ахиоку, невдалеке от Царьграда; разбили турецкий флот, привели взятые в
бою галеры в днепровский Лиман и сожгли в виду Очакова; в 1616-м разбила вновь
турецкий флот на Лимане, разорили турецкий’ невольничий рынок Кафу в Крыму и
опустошили черноморские побережья.
118
.
Турки были раздражены козацвнми набегами до крайности, н ГОТОВИЛИСЬ
вимеетить СБОЮ досаду да Польше. Напрасно коронный гетман Жовковский уверял их,
что козаиш состоят лишь в некоторой части из польских подданных, да и то
непослушных королю и осужденных на казнь. Напрасно писал он, что ото не войско и
не народ, а скопище забродников изо всех народов; что днепровские Пороги с
незапамятных времен служили притопом хищной толпе, нападавшей на купеческие
караваны u промышлявшей разбоем во всех соседних странах. Султанское
правительство не хотело слышать никаких оправданий.
Козаки, в самом деле, на добрую половину, были, что называется по-малорусски,
заволоками в стране дававшей им пристанище. Попадая в руки канудан-башей, оии
совсем исчужа внушали им, что единственный способ вытеснить запорожцев из их
логовища, это—заселить Волощину Турками, овладеть Подольским Камяидем, русские
края занять по Киев и основаться прочными осадами йод самим Днестром. План этот
был принят в верховном Диване, и только Персидская война не дала осуществить его.
Тем не менее, однакож, было решено воевать Лсхистан энергически, и в 1617 году
сильное турецко-татарское войско придвинулось к Днестру. С великим мужеством и
неменьшим искусством Жовковский отвел от ИИолыши грозу, НО был вынужден
уступить султану королевское сюзеренство над Молдавиєю и заключил с Турками мир,
под условием уничтожить Козаков, то есть привести их в такое состояние, чтобы
сухопутные границы турецких владений и черноморские побережья были от них
безопасны.
Для этого столь же важного, сколько и трудного дела были двинуты в Украину все
коронные и папские силы, защитившие Поднестрие от мусульманского нашествия. Они
предназначались для подкрепления требований так называемой козацкой коммиссии,
назначенной королем и состоявшей из первенствующих панов Киевского воеводства,
под предводительством великого коронного гетмана и канцлера, всё того же Станислава
Жовковского. Коммиссия собралась, во всеоружии своем, над рекой Росью у села
Ольшанки, близ Наволочи.
Она вытребовала к себе уполномоченных Запорожского Войска, и поставила им на
вид, что козаки большими купами и целыми войсками вторгаются в соседния земли,
что, „выходя на влость* (то есть в королевские и панские имения), притесняют и
разоряют людей всякого состояния. По мнению королевских коммиссаров, при-
.
11!)
чиною всему этому было то, что козаки принимают к себе множество всякого
народу, при котором и сами не могут устроить между собой надлежащего порядка; а
потому коммиссары требовали: чтобы людей, называющихся запорожскими козаками,
не было больше одной тысячи; чтоб эти люди „жили па обычных местах, данных
королем их старшим, и на влость отнюдь не выходили". Для поддержки их военного
быта, им было обещано установленное Стефаном Баторием жалованье—по червонцу и
по поставу сукна каразии на каждого. Прочие же (сказано в акте коммиссии), где бы ни
находились в духовных и светских имениях, чтобы козаками с этого времени больше не
назывались и никаких юрисдикций себе не присвоивали. а были бы во всем послушны
панам, начальству своему, наравне с другими подданными. Если же окажутся
