российской истории».
Работа над ним занимает два года. В 1715 году, исчерпав доступные источники и доведя повествование до царствования Петра, Манкиев ставит в рукописи завершающую точку: «будучи в Швеции в плену под жестоким арестом, едва вышеписанное, по объявлению, сыскать мог, а больше известий и записок не имея, принужденным нахожуся перо покинуть».
Книга Манкиева была призвана утвердить историческое достоинство России, равночестность её истории историческому пути других государств и народов. Манкиев без устали опровергает наветы и заблуждения западноевропейских писателей о происхождении славян и русского народа. Особенно он восстаёт против Петра Петрея, который, по его словам, «во всех своих книгах народ русский без чистой совести и срама ругает».
Варяжество шведов представляется ему чистым вздором. Варягов он без малейших колебаний размещает на южном берегу Балтийского моря: «Какой тот народ был варяги, и где их селидьба была, все землеописатели в том согласуются, что варяги усадьбы свои имели по берегу моря Балтийского, которые русские Варяжским от того называют, где ныне ижора, лифлянды, курлянды, жмудь, прусы и проч.»
Правда, в патриотическом запале Манкиев повторяет все вымыслы отечественных летописцев — о происхождении славян от «славы», а «россиян» — от князя Руса, потомка Мосоха; Рюрик у него — родственник Пруса, двоюродного брата кесаря Августа и т. д. Приметной новизны исторического материала в «Ядре» нет, но зато здесь впервые в русской историографии соблюдены научные принципы исторического исследования и организации текста: деление на книги и главы, на основной текст и приложение, указание на источники, их критический разбор и проч.
Смерть князя Хилкова в октябре 1718 года принесёт Манкиеву освобождение. Ему будет разрешено сопровождать тело усопшего до места погребения в Александро-Невской лавре.
После возвращению в Россию Манкиев поступил переводчиком в Коллегию иностранных дел, участвовал в обсуждении условий Ништадского мира и в переговорах о разграничении российских и шведских владений.
8 мая 1723 года он пишет два доношения — с просьбой об увеличении жалованья, а также о вознаграждении за прежние труды, в том числе за «Ядро российской истории», — и через восемь дней умирает.
Типографскому тиснению «Ядро российской истории» предаст Миллер в 1770 году. Не имея под рукой оригинальной рукописи, а только поздние списки, он ошибётся с её авторством. На обложке книги будет значиться имя князя Хилкова [50].
Василий Никитич Татищев
21 октября 1720 года, садясь за изучение французского языка, Татищев сделает памятную надпись на странице учебника: «По сей грамматике начал учиться по-французски артиллерии капитан Василий Никитин сын Татищева, от рождения своего 34 лет 6-ти месяцев и дву дней».
Эта запись — единственное свидетельство о дате его рождения: 19 (ст. ст.) апреля 1686 года.
Согласно родовому преданию, Татищевы вели происхождение от князей смоленских. Родовая фамилия их, по всей видимости, означала «подворовывающий, склонный к воровству» [51] (суффикс — щ- в старину служил для образования уменьшительных форм).
Ко второй половине XVII века Татищевы уже перешли в разряд «захудалых» боярских родов. Отец будущего историка, Никита Алексеевич, владел небольшой вотчиной под Псковом. Некоторое значение сохраняла лишь ветвь окольничего боярина Михаила Юрьевича Татищева, чья дочь Анна стала матерью царицы Прасковьи Фёдоровны, супруги царя Ивана V Алексеевича. Однако после кончины этого государя Татищевы покинули придворные должности.
Начало Северной войны застаёт Василия в стенах московской артиллерийской и инженерной школы, которой руководит обрусевший потомок знаменитого шотландского рода Яков Вилимович Брюс, «человек высокого ума, острого рассуждения и твёрдой памяти… к пользе российской во всех обстоятельствах ревнительный рачитель и трудолюбивый того сыскатель», согласно отзыву повзрослевшего Татищева. Свои успехи в ученье юноша предъявляет фельдмаршалу Борису Петровичу Шереметеву в феврале 1704 года, на смотре дворянских детей в селе Преображенском. Из почти полутора тысяч недорослей более трёхсот признаны негодными к службе. Семнадцатилетний Василий — в числе выдержавших экзамен. Его зачисляют в драгунский полк.
Сопровождаемый отцовским наставлением на службу не напрашиваться, от службы не отказываться, «новик» Татищев вместе с полком отправляется под Нарву, где в августе 1704 года принимает боевое крещение. Русские разбивают лагерь в тех же местах, что и четыре года назад. Гарнизоном командует тот же самый генерал Горн. Но что-то всё-таки изменилось. Теперь под стенами города — не наспех собранное дворянское ополчение, а прекрасно обученная регулярная армия. Девятого августа после жестокого штурма русские врываются в крепость, и Горн, поднявшись на стену, лично подаёт сигнал о сдаче.
В лагере под Нарвой Татищев впервые наблюдает своими глазами одно из «небесных знамений», которыми полны русские летописи. Впоследствии, приведя в своей «Истории Российской» летописное известие под 1146 годом о летящем по небу «огненном шаре», вспомнит, что подобное явление ему приходилось видеть в 1704 году «в бытность наших войск при Нарве и в Москве», и затем в 1717 году, близ Познани. Он свяжет загадочные шары с метеоритами и отошлёт сомневающихся к «Физике» Вольфа.
15 июля 1705 года шведский корпус генерала Левенгаупта наносит при Мурмызе (в Курляндии) чувствительное поражение превосходящим силам русской армии под началом Шереметева. Русские снова бегут, бросив почти всю артиллерию. Татищев получает первое ранение.
Второй раз пролить кровь за Отечество ему доведётся в Полтавском сражении, на глазах у царя. Его драгунская бригада стоит на левом фланге, который стойко отражает самый яростный натиск пехоты Левенгаупта. Всё время, пока кипит рукопашная схватка, в гуще русских войск над рядами маячит долговязая фигура Петра — отличная мишень. Трое шведских солдат по очереди выбирают целью русского полковника на сером коне: одна пуля сбивает с царя шляпу, другая чиркает по деревянному основанию седла, третья оставляет вмятину на медном нагрудном щитке. Татищев находится в нескольких шагах от государя, когда мушкетный выстрел валит его наземь. Пётр склоняется над истекающим кровью поручиком и целует в лоб. «Счастлив был для меня тот день», — скажет потом Татищев.
Весной и летом 1710 года Пётр пожинает плоды Полтавской виктории. Русская армия волной прокатывается по балтийским провинциям Швеции. Города и крепости сдаются один за другим — Выборг, Рига, Эльбинг, Перново, Кексгольм… Сбывается мечта Петра об основании «крепкой подушки» Санкт-Петербургу.
