align="left">1,89
| Румыния |
|
|
|
1,98 |
| Испания |
|
|
|
1,52 |
| Югославия |
|
|
|
1,31 |
| Среднее по авторитарным странам |
1,92 |
5,93 |
7,84 |
1,45 |
| Бельгия |
1,47 |
1,73 |
2,01 |
1,16 |
| Чехословакия |
|
|
|
1,15 |
| Дания |
2,00 |
2,64 |
12,78 |
4,84 |
| Финляндия |
1,19 |
1,25 |
2,57 |
2,06 |
| Франция |
1,38 |
1,67 |
2,63 |
1,58 |
| Ирландия |
|
|
|
1,18 |
| Нидерланды |
1,32 |
1,81 |
3,85 |
2,12 |
| Норвегия |
1,10 |
1,31 |
2,48 |
1,90 |
| Швеция |
|
|
|
1,11 |
| Швейцария |
1,62 |
1,65 |
1,63 |
0,99 |
| Великобритания |
1,48 |
1,93 |
2,09 |
1,08 |
| США |
1,45 |
2,52 |
4,90 |
1,94 |
| Среднее по демократическим странам |
1,45 |
1,83 |
3,88 |
1,76 |
| Источник: Mitchell, 1993; 1995; 1998. |
Почему же фашизм массово привлекал «низовую» интеллигенцию? До некоторой степени в этом отражалось господство в континентальных системах образования немецких университетов, а также немецких и французских военных академий. Однако, возможно, рост массовых движений угрожал власти и положению тех интеллектуалов, что были аристократией при старых режимах. Экономическое объяснение состоит в том, что высокообразованные профессионалы и студенты не могли найти работу, от этого склонялись к политическому радикализму, — а поскольку были в основном выходцами из среднего класса, радикализм их принимал правые формы. Более идеалистическое объяснение состоит в том, что интеллектуалов общество наделяет идеологической властью. Исследовать и объяснять смысл и значение происходящего — их работа. Кризис смыслов (порожденный сочетанием множества кризисов) именно интеллектуалы ощущают особенно остро — и первыми начинают искать на него новые ответы. В сущности, высокообразованные люди, увлеченные фашизмом, не принадлежали к тем, кто больше всего страдал от экономических потрясений. По-видимому, они обращались к фашизму, привлеченные идеей государства-нации, превосходящего классовые и иные различия. Разумеется, идеология развивается не в отрыве от реальной жизни. Эти люди происходили из социальной среды, в которой именно такие идеи пользовались особенной популярностью, жили повседневной жизнью, в которой эти идеи находили свой отзвук.
Поскольку большая часть фашистов была молодыми мужчинами, высказывается иногда предположение, что это было «поколение 1914 года» — первое взрослое поколение, заставшее Первую мировую войну (см., напр., Wohl, 1979). Исследуя конкретные случаи, я прихожу к выводу, что молодые люди — и не одно, а три или, по меньшей мере, два поколения, — черпали крайние национально-этатистские и парамилитаристские ценности не только в окопах, но и в военных академиях, университетах и других высших учебных заведениях. Началось это раньше Первой мировой войны. Значительная часть офицерских корпусов Восточной Европы обучалась в военных академиях Пруссии или Габсбургов. Метаксас, Кодряну, Салаши писали о том, что именно там сформировались их идеи. Расширение системы резервистов познакомило с милитаристическим национализмом большую часть молодежи. Первая мировая война укрепила эти ценности — и оставила после себя множество молодых людей, вооруженных, в форме, считающих парамилитаризм эффективным средством достижения политических перемен. А военные академии продолжали пропагандировать воинствующий национализм и по окончании войны.
Я вкратце очертил те идеологические пути коммуникации, по которым распространялись авторитарные и фашистские идеи. Некоторые из них были международными; другие начинались с «приграничных» государств — Германии и Франции, но оттуда вели на юг и восток Европы, где соответствующие идеи интерпретировались в каждой стране согласно национальным традициям. Для основных носителей этих идей — молодых, образованных, зачастую религиозных мужчин, часто военнослужащих или ветеранов — фашизм представал как целостная система смыслов. Именно эти люди, в силу возраста и опыта, привнесли в фашизм то, что обычно считают его иррациональной стороной, — свойственное молодости сочетание морализма и жестокости. Однако центр, юг и восток Европы не были монолитны: я уже выделил несколько структур, прежде всего религиозных, придававших различным типам авторитаризма в этом регионе особые черты и окраску.
Пока мы лишь очень бегло очертили основные идеологические причины возникновения фашизма. Будем надеяться, что, рассматривая конкретные случаи, мы узнаем больше.
Межвоенный подъем национализма и этатизма, по-видимому, невозможно было остановить. Национальные государства, все более сильные и замкнутые в себе, возникали повсюду. Однако этот подъем мог бы воплотиться в более умеренных формах национал-этатизма. Основной разлом — географический и концептуальный — проходил между либеральными демократиями и правым авторитаризмом в различных его формах. Почти все победители в Первой мировой войне склонялись к либеральной демократии. Однако не так-то легко было создать либерально-демократические национальные государства «росчерком пера», как попытались сделать в 1918 г. с проигравшими. В центре, на юге и на востоке Европы, где местные традиции и региональная культура не благоприятствовали парламентской демократии, она оставалась хрупкой и шаткой. Желание избежать риска, вместе с идеологией, превозносящей порядок и безопасность, вели к «профилактическим» репрессиям. Проиграв на выборах, передать верховную власть оппонентам — на северо-западе это была рутинная процедура; но там, где «мы» все более воплощали в себе мораль, цивилизацию и органическую нацию, а «они» все больше рассматривались как «изменники и предатели», это было очень проблематично. Партии здесь зачастую были более привержены высоким ценностям и идеалам, чем правилам демократической игры (Linz, 1978). Там, где движение верит, что цель оправдывает средства, оно куда охотнее обращается к насилию.
И наоборот: верховная власть парламента стала на северо-западе традицией, укоренившимся институтом — и, следовательно, институтом устойчивым. Социалисты здесь не сдавались коммунистам, консерваторы — органическим националистам, все вместе поддерживали инструментальную рациональность средств, а не целей, и боролись за голоса колеблющихся избирателей, что было абсолютно естественно
