были антисемитами. В 1921 г. при Ленине 6 из 21 члена Центрального комитета партии были евреями. Более того, евреи заполонили собой высшее управление ЧК — советской тайной полиции. Это давало козырь в руки правых антисемитов — они получили основание считать евреев убийцами и садистами. У евреев не было преобладания в партийных структурах низового уровня, но это уже не имело никакого значения. Был важен сам факт — впервые в истории евреи стали играть выдающуюся политическую роль за пределами собственной общины. Сразу после окончания Первой мировой войны правые в России, на Украине, в Польше, в балтийских государствах, в Румынии, Венгрии начали провоцировать местное население на уничтожение евреев (Marrus, 1985: 62–64). Среди ультралевых тоже хватало антисемитов, но их лидеры не разделяли идею антисемитизма в принципе, поскольку юдофобия противоречила идеалу социалистического или анархического интернационализма. Русское рабочее движение возглавили марксисты, и антиеврейские настроения масс резко пошли на убыль по сравнению с временами царизма.
Гражданская война на Украине спровоцировала кровавые еврейские чистки, что стало провозвестником еще более страшного геноцида евреев во Второй мировой войне. В гражданскую войну — по некоторым подсчетам, было уничтожено от 50 до 150 тысяч евреев, что составляло от 3 до 10 % их общей численности на Украине. Примерно 10 % украинских евреев были уничтожены Красной армией и украинскими повстанческими отрядами. Примерно четверть уничтоженных евреев — дело рук украинских националистов. И более половины погибших — на совести Белой армии. Гражданская война шла с предельным ожесточением. Жители сел и городов подвергались беспощадным репрессиям при малейшем подозрении в сотрудничестве с врагом. Еврейские общины часто поддерживали Красную армию, потому что красноармейцы гораздо милосерднее относились к простому люду, чем их противники. Евреям пришлось ответить и за это. Они составляли меньшинство среди коренного населения, не сочувствовавшего красным. Погромы последовали незамедлительно.
Идеология правых часто признавала чистки необходимыми. Украинские воинские предводители (гетманы) объединяли восставшее крестьянство под лозунгами «Смерть жидам и коммунистам!», «Смерть жидам! За веру и Отечество!», «Евреи — пособники наших вековых врагов». В этой ненависти смешались разные чувства: бунт против засилья русских (теперь уже большевиков), которым прислуживают безродные космополиты-евреи, и православная юдофобия против тех, «кто распял Христа». Лидеры белого движения проповедовали более изощренный политический антисемитизм: все беды России проистекают «от тлетворной бациллы жидобольшевистского заговора». Стилистически это близко к языку эсесовцев. Даже более либеральные сторонники Белого движения кадеты не осуждали погромы, поскольку антисемитизм и им приносил политические дивиденды. Шульгин, близкий к белому генералу Деникину политик, был потрясен жестокостью погромов, отмечая: «древнее средневековое зверство захлестнуло улицы Киева». Но и он настаивал, что «евреи должны признаться и покаяться перед всем миром (за свое) активное участие в большевистском безумии». Шульгин говорил, что «испытание ужасом должно наставить евреев на путь истинный». После поражения русские белоэмигранты познакомили Запад с пресловутыми «Протоколами сионских мудрецов», фальшивкой, которая должна была разоблачить несуществующий мировой сионистский заговор. Русские эмигранты подлили масла в огонь тлеющей этнорелигиозной ненависти среди «народных националистов». Молодой Генрих Гиммлер прочитал «Протоколы». В своем дневнике он написал: «Книга превосходно объясняет все и указывает нам на тех, с кем мы будем бороться в следующий раз» (Altshuler, 1990: 284; Kenez, 1992; Levene, 1993; Mayer, 2000: 377–389, 513–526).
Более респектабельные личности поддерживали менее жестокие способы этнических чисток. Переселения, отчасти добровольные, но главным образом под давлением, стали общепринятой и узаконенной практикой в 1918 г. в соответствии с доктриной Вудро Вильсона о национальном самоопределении. В своих речах президент постоянно путался в понятиях либеральной и органической демократии. Страны Антанты, говорил он, «борются за представительную демократию» и за «национальное самоопределение» — такая комбинация на практике означала демократию для каждого этнического большинства. В тот период США находились на гребне иммиграционной волны — за предшествующее десятилетие туда приехало рекордное число переселенцев. Но новые иммигранты не несли в себе угрозы полиэтническому государству, поэтому американцы считали разумным (и считают по сей день) рассматривать права меньшинств как индивидуальные, а не коллективные. Личные права гражданина защищены конституцией. Американские политики той эпохи, как Вильсон и его британские и французские коллеги верили в то, что достаточно создать унитарную нацию-государство, где права личности будут увековечены в конституции. Участники Версальского конгресса перекроили карту Европы. На месте Австро-Венгрии, Оттоманской империи и в европейской части России возникла добрая дюжина новых государств. Если не считать Чехословакии и Югославии, в каждой новорожденной стране имелась доминирующая этничность, составлявшая не менее 65 % от общего населения. А те, кто были этим довольны, получали право на переселение в течение одного года. Расчет заключался в том, что меньшинства устремятся на свою этническую родину, где они примкнут к большинству. Через год те, кто остались, быстро поняли, что их страны не спешат соблюдать статьи договора, которые должны были обеспечить им этническое равноправие. Государства Антанты не были в этом заинтересованы, а Лига Наций не имела полномочий принудить их к этому. Секретарь Лиги габсбургский историк Чарльз Макартни обнажил суть проблемы. Вопрос нацменьшинств мог решаться следующими способами: пересмотр границ, чтобы сократить численность этнической группы, эмиграция и обмен переселенцами, «физическое уничтожение», поправки в конституцию, противоречащие доктрине «нации-государства». Сам Макартни предпочитал четвертый вариант, но не мог поступиться дорогим для него идеалом «нации-государства».
Незамедлительным результатом стала дискриминация меньшинств и принудительная эмиграция. Война разбросала людей по всему свету, но послевоенные годы стали воистину великим переселением народов. К 1926 г. Европа насчитывала 10 миллионов перемещенных лиц. Среди них — полуторамиллионный обмен населением между Грецией и Турцией. Греция и Болгария разменяли 280 тысяч переселенцев, два миллиона поляков покинули свою родину, оставили Россию свыше двух миллионов русских и украинцев, Германия потеряла почти один миллион своих граждан, 250 тысяч человек выехали из Венгрии, их судьбу разделили 200 тысяч эстонцев, латышей и литовцев. До 1914 г. свыше 60 миллионов европейцев жили в государствах, которые не считали своими, после войны эта цифра снизилась до 25 миллионов. В Восточной Европе подчиненные меньшинства сократились с половины до четверти общего населения. Гражданство стало идентифицироваться в основном как национальность, в то время как меньшинства мало-помалу превращались в граждан второго сорта. Такую ситуацию считали менее взрывоопасной, чем полиэтническое государство. Для этого были основания. Этнические конфликты в Оттоманской империи привели в свое время к геноциду армян и «диким» депортациям греков. Теперь Оттоманская империя превратилась в Турецкую республику без армян, греков и почти без арабов. Обмены населением, сопровождавшиеся некоторой дискриминацией, считались обоснованным решением национального вопроса, а великие державы как европейские, так и США всячески способствовали этим процессам.
Органические национальные государства создавались по
