Марселя, причем характерно, что сохранились не сами описи, а лишь их заголовки, где как раз и фигурируют имена этих епископов [513].
Бенедиктинцы также далеко не всегда копировали документ in extenso. Случалось, они ограничивались краткими выдержками, содержащими интересующие их сведения о знати, оставляя за бортом более трех четвертей подлинного текста и к тому же иногда меняя первое лицо на третье [514]. Чаще, однако, они воспроизводили структуру грамоты, но опускали пассажи, казавшиеся им банальными. Таковыми могли быть преамбулы, содержащие обоснование дарения [515], формулы принадлежности [516], имена членов семьи контрагента [517] или рядовых свидетелей [518], или неизвестные им названия земельных объектов [519], или некоторые клаузулы, например, о сохранении права пожизненного владения [520], другие детали сделки или делопроизводственные клише [521]. Будучи по-своему щепетильными, они отмечали опущенные части документов отточием или etc., и, насколько я могу судить, ничего не редактировали.
Наконец проблема правильного прочтения. В целом, историки-эрудиты работали очень добросовестно, но отдельные ляпсусы, допущенные кем-то из переписчиков, кочевали из одного издания в другое. Так, диплом Карла Великого об основании аббатства Ла Грасс, известный историкам по крайней мере с начала XVIII в., в "Христианской Галлии" и "Всеобщей истории Лангедока" содержал загадочное упоминание о неких "старших людях", само по себе допустимое, но не укладывающееся в контекст [522]. Согласно современному прочтению, речь идет об "отсутствующих людях" [523], благодаря чему фраза обретает смысл [524]. Другой пример связан с первым случаем употребления в южнофранцузских источниках термина fevum, зафиксированным в Магелонском картулярии под 899 г.; у бенедиктинцев значится fidem, а сама грамота датирована 922 г. [525] Датировка ряда документов подверглась еще более радикальному пересмотру [526].
"Всеобщая история Лангедока" по праву считается одним из лучших трудов дореволюционной французской медиевистики. В издании грамот частных лиц они вообще были в числе пионеров. Большинство других публикаций этой эпохи, например, документальные приложения к "Христианской Галлии" Сент-Мартов, или "Всеобщей истории Прованса" Ж.-П. Папона, представляют собой публикации совершенно разрозненных текстов, впрочем, в целом правильно прочитанных и отделенных от фальшивок, чего нельзя сказать о всех изданиях той эпохи.
Точности ради, следует отметить, что некоторые коллекции эрудитов создавались с совсем другими целями. Так, коллекция Балюза составлялась не в последнюю очередь для обоснования территориальных притязаний Франции на пограничные с Испанией территории. Из опубликованных подборок этого типа особого внимания заслуживают приложения к "Испанской марке" — солидной монографии, автором которой несколько условно считается П. де Марка [527] — крупный историк и дипломат, ставший под конец жизни архиепископом Тулузы; Э. Балюзу, который был его секретарем, выпало на долю ее доработать. Поскольку целью этой подборки было доказать древность и основательность прав французской короны на земли, составившие впоследствии Барселонский принципат, издатели постарались привести максимальное количество документов, подтверждающих факты пожалований Каролингов в пользу каталонских монастырей, церквей и светских сеньоров, а также факты функционирования на этой территории франкских институтов и датировки грамот по годам правления франкских королей. Социальный аспект этой выборки выражен поэтому не так явно, как в издании Вика и Вэссета. Однако в тех случаях, когда современный исследователь в состоянии сопоставить документальные приложения к "Испанской марке" с архивными собраниями или картуляриями, на базе которых эти приложения создавались, сразу же становится ясным, что представительность их, по большинству параметров, невысока. Сказанное, конечно же, никак не умаляет ценность этой коллекции, тем более, что многие вошедшие в нее документы (особенно руссильонские) в дальнейшем погибли. Но вполне очевидно, что анализ этих документов должен быть, по преимуществу, штучным.
Особо надо сказать об огромной коллекции руссильонского адвоката Ф. де Фосса (1725–1789), с 1963 г. хранящейся в архиве департамента Восточные Пиренеи [528]. Взявшись отстаивать интересы маркиза Ж. д'Омса, судившегося с Receveur général des Domaines по поводу юридического статуса реки Sorède, он обследовал архивы ряда древних учреждений Руссильона, в т. ч. не сохранившиеся до наших дней архивы капитула Эльн, монастырей Сен-Мишель-де-Куша, Сен-Мартен-де-Канигу, Сен-Пьер-де-Род, некоторых других, и составил многотомное собрание копий и выписок, призванных подтвердить его тезис об аллодиальном характере владельческих прав на водные бассейны Руссильона. По авторитетному заключению А. Катафо и С. Коканас, в тех случаях, когда удается сверить выписки Ф. де Фосса с подлинными документами, они оказываются очень точными. Что же касается представительности его выборок, то картина неоднозначна. Для историка, изучающего использование водных ресурсов Руссильона, данная коллекция является наилучшим подарком, о котором только может мечтать медиевист, что во многом определило успех книги С. Коканас, посвященной истории мельничного дела и ирригации [529]. В других случаях представительность коллекции, естественно, ниже. Следует добавить, что Ф. де Фосса поставил большое количество копий для коллекции Ж.-Н. Моро (1717–1804), хранящейся в Национальной Библиотеке в Париже, причем соотношение перпиньянского и парижского собраний толком неизвестно. Ясно только, что частично они состоят из одних и тех же документов, частично дополняют друг друга. В работе были учтены материалы перпиньянского собрания до середины XII в. [530] и некоторые документы из парижского собрания, рассредоточенные по громадной коллекции Моро [531]. Замечу также, что небольшая часть грамот, содержащихся в этих двух собраниях, издана, в основном в XVII–XVIII вв., когда историки еще имели доступ к большинству архивов, обследованных Ф. де Фосса, но какая именно часть, — ни один из исследователей, работавших с его коллекцией, сказать не берется. Похоже, что речь идет о самом значительном массиве неопубликованных южнофранцузских документов X–XII вв.
В работе использованы также публикации разнородных, по происхождению, материалов, относящихся к истории отдельных районов Средиземноморской Франции. Таков названный выше "Руссильонский картулярий" Б. Алара, таково аналогичное, но более объемное и сложное по структуре издание А. Маюля о Каркассэ [532], подборка Г. де Мантейе об Авиньоне и его округе [533], "Лодевский картулярий" Э. Мартена, представляющий собой публикацию 305 разрозненных документов 800–1789 гг. [534], "Новейшая христианская Галлия" Ж.-И. Альбана и У. Шевалье — своего рода ремейк знаменитого издания Сент-Мартов, выполненный на уровне науки рубежа ХIХ–XХ вв., но охвативший лишь диоцезы Прованса [535]. Привлекались также издания, построенные по другим принципам, например собрание древнейших документов на провансальском языке, опубликованное К. Брюнелем [536]. Эти и подобные издания содержат немало иначе не изданных грамот, происходящих из разных архивов и независимо от того, сохранились ли они в подлинниках, в картуляриях или в досье историков-эрудитов. Кроме того, учтены издания дипломов ряда франкских монархов, также некоторых местных
