На Западе образ императора обрастал своими специфическими чертами. Римская церковь более, чем греческая, была озабочена проблемой обретения и сохранения независимости от государства. Вечное духовное требовало отделения от преходящего, временного, и прямые связи между двумя этими сферами просто отвергались. Вслед за Амвросием Августин еще более решительно заявил об опасности слишком тесного контакта между ними. Его «Божий град», влияние которого на средневековое мышление должно было быть сильным, показывал, что интересы империи и церкви могли не пересекаться в социальной плоскости, но каждый их этих институтов играл самостоятельную роль, и развитие каждого из них шло независимым путем. Сфера сакрального, представленная Церковью, по мнению епископа Гиппона, стремилась впитать в себя природную сферу, гарантом которой выступало государство. Превосходство Церкви более четко было выражено при папе Льве Великом, который в середине V века очертил первые контуры доктрины, провозглашавшей главенство римской церкви. В 494 г. папа Геласий, в своем знаменитом трактате, противопоставлял две власти — власть понтификов и императоров; каждой их них были присущи свои атрибуты, но власть понтификов значила больше, поскольку на нее возлагались заботы о спасении душ государей. Эту теорию сложно встроить в рамки империи, осознающей свои права и обладающей достаточной силой, чтобы обеспечить к себе уважение. Григорий Великий через сто лет после Геласия испытал на себе всю тяжесть имперского правления, усилившегося при Юстиниане, но не отрекся от высказанных его предшественниками принципов, которые он выражал хоть и осторожно, но твердо. Однако возрождение Византийской империи было недолгим, а ее влияние на Запад недостаточным. Государства варваров заполонили большую часть Европы. С их точки зрения, почести, оказываемые римлянами императору, были неприемлемы. Папы были обязаны улавливать новые веяния, чувствовать напасти, постигшие цивилизацию, и знать, как вести себя в той или иной ситуации. В сложившихся обстоятельствах размышления о взаимоотношениях Церкви и Государства принимали совсем другой оборот, отодвигая на задний план вопрос о престиже империи. Взгляды, выраженные в «Божьем Граде», были упрощены настолько, что исказили саму суть вопроса. Государство оказалось безусловно подчинено Церкви, которая определяла путь его развития, оставив на его усмотрение решение тех вопросов, которыми не могла заниматься самостоятельно. Это «политическое противостояние» предоставляло государю исполнение неких «министерских» функций. Подобная «министерская» концепция царствования была принята вестготскими королями Испании, пока нашествие арабов в 711 г. не положило конец их государству. Франки же отказывались воспринимать идеи, провозглашаемые Церковью. Они подчинили себе епископаты, без зазрения совести облагали их налогами и другими обязанностями, распространив на них свою тираническую власть, так что к концу эпохи Меровингов, в начале VIII в., епископат находился в столь затруднительном положении, что почти превратился в светскую организацию, оставив свою паству ради амбиций отдельных личностей.
Союз Церкви и королевства стал еще более тесным, когда династию Меровингов сменила прославившаяся впоследствии династия Каролингов. Чтобы оправдать свершенный им государственный переворот, Пипин сначала был коронован епископами, потом, чтобы соблюсти все формальности, — папой Стефаном II, настойчиво добивавшимся помощи франков в борьбе против лангобардов в 754 г. Папство было более заинтересовано в Каролингах, чем они в нем. Отказавшись от утверждения превосходстве вечного над преходящим, они умерили свои притязания. Франкские короли становились понтификами и получали от пап всевозможные титулы, звания и эпитеты вроде «Нового Моисея» или «Нового Давида». В Laudes regiae, королевскую церковную службу, было введено множество элементов и словесных формул, заимствованных из культа императора, существовавшего в Восточно-Римской империи после принятия там христианства. Правитель там расценивался как живое воплощение Христа. Чрезмерный культ был перенесен на всех франков. «Да здравствует Христос, любящий франков», — восклицал автор пролога к Саллической правде. Следует полагать, что Карл Великий совершенно серьезно принимал эти титулы и знания, а потому стал оказывать на Церковь сильное влияние. Безусловно, он считал себя покровителем церкви, и, по его мнению, ответственность, возлагавшаяся на него при этом, обязывала его осуществлять жесткое руководство духовенством. Он даже считал себя pontifex in praedicatione, у которого должны учиться епископы. «Покровительство в Церкви и порядок в Государстве стремились… соединиться в одном духовном интересе».[4] Адриан I в самом конце VIII в. заметил, что должность короля является низшей по отношению к должности папы и епископов. Сегодня, разумеется, его замечание кажется некоторым преувеличением. Оно относилось лишь к королевской власти, поскольку на Западе империя так и не была возрождена. И даже если простой король особо не прислушивался к советам папы, то что говорить о правителе, возглавлявшем империю? И в Риме, и при дворе франкских королей в последние годы VIII в. возможность восстановления империи рассматривалась все более серьезно.
Карл Великий, чья власть распространялась на большую часть христианского Запада, обладал возможностями, позволявшими считать его imperatori similis, т. е. подобным императору. В противоположность учениям Запада и Востока, иконоборчество и Filioque предоставляли королю франков возможность стать «рупором» латинской церкви, единство которой только крепло под его руководством. В практике церковных учреждений имитация имперских обычаев становилась все более очевидной. Наконец, придворная часовня в Эксе представляет собой архитектурное воплощение имперской политики. В ней хранился трон — точная копия трона царя Соломона, а ее восьмиугольная форма являлась прообразом нового Иерусалимского храма. «Самый влиятельный из царей правит миром», — этими словами Карл, уже будучи Августом, определял свою империю, которую еще до начала IX в. уже называли христианской. Возможно ли было пойти еще дальше и чисто формально восстановить империю на Западе? Это было возможно сделать только в Риме, городе пап, но идея создания империи во главе с правителем-понтификом противоречила представлениям Карла Великого.
Институт папства был не безболезненно оторван от императорской власти Восточной империи, тогда как его поддержка, особенно в эпоху великих христианских завоеваний, была очень существенна. Было необходимо закрепить этот разрыв, провозгласив, по возможности однозначно, независимость папы. С этой целью был постепенно разработан документ, последняя редакция которого датируется приблизительно первыми годами IX в., но его изначальные варианты восходят, безусловно, ко временам правления Стефана. Речь идет об одной из самых знаменитых исторических мистификаций, Константиновом даре, Constitution Constantini. Мы часто встречаемся с описанием этого факта, и думаю, что будет полезно кратко осветить этот вопрос в данной книге. Согласно этому документу, император Константин, покидая Рим, чтобы занять Византийский престол (так как он не считал приемлемым находиться в том же городе, что и наместник небесной империи), якобы оставил «западные провинции» папе и в знак уважения к нему передал символы власти, уподоблявшие его императору, imperatori similis, — праздничную одежду, царский венец, phrygium (высокий белый колпак), заменявший папскую корону, пурпурную мантию, державу и скипетр. Таким образом, римский папа, в то же самое время, что и король франков, обладал всеми признаками власти императора. Вместе с тем документ рекомендовал королям Запада вести себя, как «хорошие императоры», то есть относиться с уважением к институту папства, как это делал Константин. Мозаика Латрана, созданная во времена правления Льва III представляет Константина в образе Христа, а короля франков — в образе Святого Петра, его наследника. Иными словами, в римской церкви возобладало политическое начало. Таким образом, Constitutum не только не отрывал церковь от Восточной империи, он и позволял на Западе утверждать, что церковная власть имеет светское происхождение. Константин предоставил церкви эту власть. В свою очередь, церковь могла передать полномочия правителю, которого она сочла бы достойным и способным найти этой власти правильное применение.
Лев III, чье положение было сложным даже в Риме, остро нуждался в помощи, которую ему мог оказать Карл Великий. Он передал королю франков все титулы и все привилегии, которыми еще в недавнем прошлом обладал византийский император. Воспользовавшись присутствием Карла в Риме, куда он приехал для восстановления правопорядка после одного из восстаний, на собрании высших церковных и светских чинов он изъявил желание видеть короля франков во главе империи и через два дня, 25 декабря 800 г., короновал его в соборе Св. Петра. Жители Рима устроили ему радушный прием и падали ниц при виде его, выражая почтение, достойное басилевса. Благодаря этой церемонии в глазах как папы, так и простых римлян империя вернулась в свою прежнюю столицу. По свидетельству Эйнхарда, которое не вызывает ни малейших сомнений, сам король не был удовлетворен оказанными ему почестями, ведь значимость фигуры папы была неоспорима, и однажды он мог заявить свои права на светскую власть. С другой стороны, вопрос о ритуале коронации скорее касался римлян, чем франков. Но будучи поставленным перед свершившимся фактом, Карл Великий постарался смягчить нежелательные последствия. Сначала он внес поправки, изменявшие имперский титул. Разумеется, он продолжал лелеять мечту о возрождении империи. В изданной им булле сохранилась формулировка, унаследованная со времен античности, Renovatio Romani imperii. Однако намного больше, чем город Рим, короля интересовала империя. Карл стал именовать себя «Август, великий и миролюбивый император», настаивая на том, что коронован самим «Богом» и управляет империей как «король франков и ломбардцев». Он пошел еще дальше и заключил мир с Византией. Демонстрируя, что универсализм басилевсов его не интересует, он отказался от своего римского титула. Таким образом, империя Карла Великого, равно как и ее столица, оказались отделены от Рима. Франки занимали в этой империи главенствующие позиции. Чтобы придать своей идее еще более явную форму, Карл Великий в 813 г. передал корону своему сыну Людовику. Никто из духовенства не принял участия в этой церемонии. Таким образом, недостатки, которые, по мнению Карла Великого, имела церемония 800 г., были исправлены.
