каждый претендует на самые высокие чувства и «самые теплые приветствия», а в глубине души каждый строит свои козни, критикует всех остальных и использует лесть как рычаг для достижения положения или власти. Альцест презирает все это и предлагает быть честным вплоть до самоубийства. Придворный писака Оронт настаивает на том, чтобы Альцест прочитал ему свои стихи, и просит искренней критики; получив ее, он клянется отомстить. Селимен кокетничает, Альцест упрекает ее, она называет его ханжой; мы почти слышим, как Мольер упрекает свою жену-лесбиянку, и действительно, это он играл Альцеста, а она — Селимен.
АЛЕКЕСТА. Мадам, вы позволите мне быть с вами откровенным? Я очень недовольна вашей манерой поведения. Я не ссорюсь с вами, но ваш нрав, мадам, открывает первому встречному слишком свободный доступ к вашему сердцу. У вас слишком много любовников, которые, как мы видим, осаждают вас; и моя душа не может примириться с этим.
СЕЛИМИН. Вы вините меня за то, что я привлекаю любовников? Что я могу поделать, если люди находят меня привлекательной? И когда они делают восхитительные попытки увидеть меня, должна ли я взять палку и выгнать их?
АЛЕКЕСТА. Нет, не палку надо использовать, а дух, менее уступчивый и тающий перед их клятвами. Я знаю, что твоя красота следует за тобой повсюду, но твой прием еще больше притягивает тех, кого привлекают твои глаза; и твоя сладость ко всем, кто отдается тебе, завершает в их сердцах работу твоих чар. 36
Философской рапирой Альцесту служит его друг Филинт, который советует ему дружелюбно приспособиться к естественным недостаткам человечества и признать вежливость смазкой жизни. Изюминка пьесы заключается в том, что Мольер разделил свои чувства между Альцестом и Филином. Альцест — это муж Мольера, который боится, что он рогоносец, и камердинер короля, который, чтобы застелить постель короля, должен пройти через сотню дворян, гордящихся своей родословной так же, как он своим гением. Филинт — это Мольер-философ, призывающий себя быть разумным и снисходительным в суждениях о человечестве. Говорит Филинт-Мольер Мольеру-Альцесту в отрывке, который мы можем принять за образец Мольера-поэта:
Mon Dieu, des moeurs du temps mettons-nous moins en peine, И мы немного благодарны человеческой природе; Не рассматриваем с особой тщательностью, Мы наблюдаем за его недостатками с особым чувством. Для всего мира необходима верность, способная к изменению; С помощью мудрой силы можно стать безупречным; Прекрасная причина для всего этого. Он требует, чтобы человек был мудрым и трезвым. Великий расхититель вершин старины Heurte trop notre siècle et les communs usages; Elle veut aux mortels trop de perfection: Нужно идти в ногу со временем без упрямства, Это глупость, не имеющая аналогов в мире. Желание исправить мир. Я, как и вы, наблюдаю за сотней вещей каждый день, Кто может быть лучше, тот идет на другой курс; Но что же делать, если в каждом шаге я вижу, как это происходит? В куру, как и вы, я не знаю, что делать; Я воспринимаю всех мужчин такими, какие они есть, Я приучаю свое тело к тому, что оно не выдерживает того, что они говорят, И я считаю, что в суде, как и в городе, Mon flegme est philosophe autant que votre bile.* 37
Наполеон считал, что Филинт одержал верх в споре; Жан Жак Руссо считал Филинта лжецом и одобрял строгую мораль Альцеста. 38 В конце концов Альцест, как и Жан Жак, отрекается от мира и удаляется в стерильное уединение.
Пьеса имела лишь умеренный успех. Придворным не понравилась сатира на их изысканные манеры, а яма вряд ли могла прийти в восторг от Альцеста, откровенно презирающего всех, кроме себя. Однако критики, не принадлежащие ни к яме, ни ко двору, аплодировали пьесе как смелой попытке написать драму идей; впоследствии критики признали ее самым совершенным произведением Мольера. Со временем, когда презираемое поколение ушло из жизни, пьеса завоевала признание публики; с 1680 по 1954 год в Комедии Франсез состоялось 1571 представление — меньше, чем у «Тартюфа» и «Авары».
Не в силах жить в мире с молодой женой, для которой моногамия и красота казались противоречием в понятиях, Мольер оставил ее (август 1667 года) и отправился жить к своему другу Шапелену в Отей, в западной части Парижа. Шапелен мягко высмеивал его за столь серьезное отношение к любви; но Мольер был скорее поэтом, чем философом, и (если верить одному поэту, сообщающему о другом) признался:
«Я решил жить с ней так, как если бы она не была моей женой; но если бы вы знали, что я страдаю, вы бы меня пожалели. Моя страсть достигла такого накала, что я даже с состраданием вхожу во все ее интересы. Когда я думаю о том, как невозможно победить то, что я чувствую к ней, я говорю себе, что ей, возможно, так же трудно победить свою склонность к кокетству, и я нахожу себя более расположенным жалеть ее, чем винить. Вы, конечно, скажете мне, что человек должен быть поэтом, чтобы чувствовать это; но я, со своей стороны, считаю, что существует только один вид любви и что те, кто не испытывал этих изысканных чувств, никогда по-настоящему не любили. Все вещи в мире связаны с ней в моем сердце… Когда я вижу ее, эмоции, переносы, которые
