гриб, выросший за одну ночь. Я хотел бы спросить вас, кто создал эти деревья, эти камни, эту землю и это небо; разве все это было создано само по себе? Посмотрите, например, на себя: вот вы, вы сами себя создали, или не нужно было, чтобы ваш отец увеличил вашу мать, чтобы создать вас? Можете ли вы смотреть на все изобретения, из которых состоит человеческая машина, не восхищаясь тем, как одна часть заставляет работать другую?… Что бы вы ни говорили, в человеке есть нечто удивительное, чего никогда не объяснят все эксперты. Разве не чудесно видеть меня здесь и то, что у меня в голове есть нечто, что в одно мгновение думает о сотне разных вещей и заставляет мое тело делать то, что я хочу? Я хочу хлопать в ладоши, поднимать руку, поднимать глаза к небу, опускать голову, двигать ногами, идти вправо, влево, вперед, назад, поворачивать. (Он падает во время поворота).
ХУАН. Хорошо! У вашего аргумента сломан нос. 28
В следующей сцене наклон между Хуаном и религией принимает другую форму. Он встречает нищего, который рассказывает ему, что каждый день молится за тех, кто подает ему милостыню. «Конечно, — говорит Хуан, — человек, который молится каждый день, должен быть очень обеспеченным». Напротив, — отвечает нищий, — чаще всего у меня нет даже куска хлеба. Хуан предлагает ему луидор, если тот даст клятву; нищий отказывается: «Лучше я умру от голода». Хуан немного удивлен такой стойкостью. Он отдает монету, как он говорит, «из любви к человечеству». 29 Развязка известна всему оперному миру. Хуан наталкивается на статую Командора, чью дочь он соблазнил и чью жизнь отнял. Статуя приглашает Хуана на ужин; Хуан приходит, подает ему руку и попадает в ад. Появляется весь инфернальный аппарат средневековой сцены; «гром и молния с шумом обрушиваются на Дон Жуана; земля разверзается и поглощает его; огромный огонь поднимается с того места, где он упал».
Публика первого вечера была потрясена мольеровским разоблачением неверия Хуана. Можно было допустить, что он показал ничтожество характера Хуана и отсутствие у него богословия, что дон предстал в образе грубияна без совести и нежности, распространяющего обман и горе, куда бы он ни пошел; можно было заметить, что жертвы злодея представлены со всем сочувствием автора. Но она отметила, что ответ на атеизм был вложен в уста глупца, который верил в богов сильнее, чем в Бога, и ее не успокоило окончательное проклятие Хуана, поскольку она увидела, как он спускается в ад без единого слова раскаяния или страха. После премьеры Мольер смягчил наиболее оскорбительные фрагменты, но общественное мнение не успокоилось. 18 апреля 1665 года сеньор де Рошмон, адвокат Парламента, опубликовал «Замечания о комедии Мольера», в которых назвал «Фестина де Пьера» «поистине дьявольским… Ничего более нечестивого не появлялось даже в языческие времена»; короля увещевали подавить пьесу:
В то время как этот благородный принц посвящает все свои заботы сохранению религии, Мольер работает над ее разрушением. Нет человека, столь мало просвещенного в доктрине веры, который, увидев эту пьесу… может утверждать, что Мольер, пока он продолжает ее представлять, достоин участвовать в таинствах или быть принятым в покаяние без публичного покаяния». 30
Людовик продолжал благоволить Мольеру. Le Festin de pierre шел три дня в неделю с 15 февраля до Вербного воскресенья, после чего был снят с показа. Она вернулась на сцену только через четыре года после смерти драматурга, и то лишь в стихотворной адаптации Томаса Корнеля, который опустил скандальную сцену, процитированную выше. Оригинальная версия исчезла; она была вновь обнаружена в 1813 году в пиратском издании, вышедшем в Амстердаме в 1683 году. До 1841 года на сцене шла только версия Корнеля, а в некоторых изданиях произведений Мольера 31 она до сих пор заменяет оригинал.
VI. МЕРИДИАН
Не удовлетворившись нажитыми врагами, Мольер перешел к нападкам на профессию врача. Он изобразил Дон Жуана «нечестивым в медицине» и назвал медицину «одним из величайших заблуждений человечества». 32 Он лично обнаружил недостатки и притворство врачей XVII века. Он считал, что врачи убили его сына, прописав ему сурьму, и видел, что они беспомощны против его собственного прогрессирующего туберкулеза. 33 Король тоже бунтовал против еженедельных чисток и кровопусканий; по словам Мольера, именно Людовик побудил его отправить врачей на плаху. Так, заимствуя старые комедии на эту древнюю тему, он за пять дней написал «Врачебную любовь». Она была поставлена в Версале 15 сентября 1665 года перед королем, который «от души веселился»; через неделю ее с восторгом приняли в Пале-Рояле. Женщина больна; вызывают четырех врачей; они вступают в частную консультацию, но обсуждают только свои дела. Когда отец настаивает на решении и лекарстве, один прописывает клизму, другой клянется, что клизма убьет пациентку. Ей становится лучше без лекарств, что приводит врачей в ярость. «Лучше умереть по правилам, — кричит доктор Бахис, — чем выздороветь вопреки им». 34
6 августа 1666 года Мольер представил еще одну короткую пьесу «Лекарь, который вредит мне» в качестве веселой прелюдии к «Мизантропу», призванной компенсировать мрачность этой панихиды пессимизма. Сегодня ее не стоит читать. Вряд ли Мольер хотел, чтобы сатиры на медицину воспринимались всерьез. Отметим, что он поддерживал прекрасные отношения со своим врачом, месье де Мовиленом, и ходатайствовал перед королем, чтобы получить синекуру для сына доктора (1669). Однажды он объяснил, как получилось, что они с Мовиленом так хорошо поладили: «Мы рассуждаем друг с другом; он прописывает лекарства; я не принимаю их, и выздоравливаю». 35
В разгар борьбы за «Тартюфа» Мольер 4 июня 1666 года представил еще одну сатиру, которая вряд ли могла понравиться публике или двору. Если действие — душа драмы, то «Мизантроп» — это скорее философский диалог, чем пьеса. О сюжете можно рассказать в одном предложении: Альцест, требующий от себя и всех строгой морали и полной честности, любит Селимену, которая благосклонна к нему, но радуется множеству ухажеров и комплиментов. Для Мольера это лишь подмостки для исследования морали. Должны ли мы всегда говорить правду или заменять вежливость правдой, чтобы ужиться в этом мире? Альцест возмущен компромиссами, на которые идет общество ради правды; он осуждает лицемерие двора, где
