Антигона. Но вскоре был обезврежен другой заговор со стороны Арсения и манглавита Павла. Затем настала очередь следующего — во главе его стоял сакелларий и начальник монетного двора Анастасий, китонит (стражник императорской опочивальни) Феодорит, нотарий царского фиска Дмитрий, Николай Куваца и протокарав (капитан царского судна) Феодот. Иными словами, самые близкие к царской особе вельможи. Их избили, постригли в монахи и отправили в ссылку.
Роман попытался использовать данные события себе на пользу. Ссылаясь на неспокойное время, он повелел на Литургии и в документах помещать свое имя впереди Константина VII. Тем самым Лакапин совершил клятвопреступление, поскольку ранее обещал, что никогда не дерзнет на такое [329]. А когда 10 февраля 922 г. скончалась супруга царя Феодора, императрицей была объявлена жена его сына Христофора Софья. Однако это не охладило пыл тех, кто считал Романа узурпатором. В 923 г. был организован еще один заговор, во главе которого стояли стратиг Халдии Варда Воил, халд Адриан и армянин Тацак. Они овладели крепостью Паиперт, но были разбиты доместиком схол Иоанном Куркуасом, который ослепил их, постриг в монахи и отправил в ссылку. Единственным, кто уцелел, был армянин Тацак, которого в обмен на клятву верности назначили манглавитом, но на всякий случай посадили под арест в Манган.
Не признанный обществом, Роман I решил количеством заменить отсутствующее качество, надеясь таким способом обеспечить легитимность своей власти помимо Константина Порфирородного. После Христофора он венчал одного за другим императорами своих сыновей Стефана и Константина, внука Михаила (сына Христофора), невесток Анну и Елену. Если присоединить сюда императора Константина Порфирородного и его сына Романа II, а также императрицу Елену, жену Константина VII, то картина получится просто фантастической и, во всяком случае, беспрецедентной в Римской истории. Наступило настоящее «семицарствие» из императоров и императриц, принадлежавших одной семье, из которых, повторимся, только Константин VII имел с точки зрения римского общества права на царство. Это одна из загадок византийского монархического сознания, отрицающего очевидные факты, и допускающего построение прочных политических конструкций на отдельных нравственных островках.
Надо сказать, что начало правления императора Романа I не принесло желанных побед и ожидаемых перемен — болгары продолжали побеждать византийцев едва ли не при каждом боевом столкновении, и это стало просто неким неписаным «законом» военного искусства [330]. Воцарение Лакапина больно ударило по мечтам Симеона. Место василеопатра теперь было занято Романом I, и на все требования Симеона немедленно сместить Лакапина Константинополь неизменно отвечал категоричным отказом. Византийцы были готовы идти на серьезные уступки, но ни при каких обстоятельствах не соглашались, чтобы Болгарский царь сел на престол Римских императоров [331].
В марте 921 г. Болгарский царь, до этого в течение 3 лет систематически разорявший приграничные территории, в очередной раз отправился со своим войском на Константинополь и дошел до Манглавы. Навстречу ему царь Роман I отправил ректора Иоанна, Льва и Пафоса Аргиров во главе большого войска, собранного из царских гвардейцев-телохранителей и воинов остальных тагм. Но в завязавшемся сражении римские полководцы действовали, как неопытные мальчишки. В результате почти все войско погибло или было пленено, а вместе с ними и многие высокие военачальники, например друнгарий Алексей Муселе и Фотин, сын Платипода. Как заметил летописец, «страшны неразумение и неопытность, соединенные с дерзостью!» [332]
Патриарх Николай вновь попытался призвать болгарина к миру, но безуспешно. Ему была предложена в жены дочь Лакапина, но Симеон желал венчаться только на сестре Константина Порфирородного, признавая его одного законным Римским императором. Архиерей предлагал назначить любую цену за мир, на что Болгарский царь ответил не без иронии: «Я не хочу, чтобы патриарх оживлял мертвых болгар — это мне малоинтересно». Симеон выставил одно условие, но какое! Император Роман I должен был оставить престол, а синклит обязан избрать Римским царем его, Симеона. В ответ на одно из писем патриарха он строго выговорил тому, чтобы архиерей не смел называть себя его отцом — такие вольности не допустимы в сношениях с Болгарским царем; и Мистик сник [333].
Но тут проявил свои умения и дальновидность сам Лакапин. Его агенты сумели обезвредить послов Болгарского царя к арабам, которые должны были договориться об объединении усилий в захвате Византии. Послов, естественно, казнили в тюрьме, а арабам Роман Лакапин срочно направил ежегодную дань, с извинениями отметив, что нарушение срока ее отправки было вызвано войной с Симеоном. Он так тонко написал письмо, что халиф решил вдвое уменьшить размер дани и даже не взглянул на болгарские предложения, доставленные второй партией послов Симеона. Попутно византийские дипломаты разогрели вольнолюбивые настроения у сербов, входивших в число данников Симеона. Те решили бороться за независимость своего племени и в скором времени нанесли тяжелое поражение болгарскому войску, казнив всех пленных воевод и отправив их головы «в подарок» Роману I Лакапину. В таких условиях штурмовать Константинополь было бессмысленной затеей, и Симеон вернулся в Болгарию [334].
Однако в 922 г. болгары снова начали терзать Македонию и Фракию, дойдя до дворца императрицы св. Феодоры, располагавшегося у оконечности Золотого Рога. Роман Лакапин срочно созвал к себе на завтрак начальников тагм и просил их выступить против врага. В условиях тяжелейшей войны он предлагал им забыть о старых обидах и объединиться в борьбе с болгарами. Но призывы Лакапина не были услышаны. Только один из присутствовавших военачальников, некто Сактик, во главе царских телохранителей напал на болгар и нанес им большой урон, хотя сам был смертельно ранен в бою. Остальные офицеры только на словах поддержали императора, отговорившись «бессмысленным» подвигом Сактика от дальнейших действий.
Конечно, не самопожертвование Сактика при всем уважении к его поступку спасло византийскую столицу в данный момент. Болгарский царь простоял какое-то время под Константинополем, убедился, что его стены ему недоступны, и повернул к многострадальному Адрианополю. Стратигом Адрианополя в то время являлся военачальник по имени Дуролев, которого за храбрость звали Храброльвом. Осажденные мужественно боролись с болгарами, доели последние остатки пищи, но, не выдержав мук голода, сдались на милость победителям. Симеон, однако, ее не проявил: плененного стратига предали многим пыткам, а потом казнили. Однако и силы болгар были не беспредельны. Когда оставленный в Адрианополе болгарский гарнизон услышал, что к городу подступают греческие войска, он покинул его стены; Адрианополь вновь стал византийским [335]. Так и продолжалась эта война: стороны периодически устраивали набеги, но затем, не имея сил полностью подчинить себе завоеванные территории, отступали, истребляя и сжигая все на своем пути.
В положении, где все висело на волоске, патриарх Николай Мистик проявил
