недюжинные способности в дипломатии. Желая обеспечить долгожданный мир, Николай использовал авторитет римских легатов, прибывших в Константинополь на Собор 920 г. и собиравшихся оттуда к Симеону с каким-то поручением от папы. Он убедил латинян, что болгарин редко кого пускает к себе и предложил для начала отправить письмо в Болгарию — якобы для того, чтобы выяснить настроение грозного царя. В своем послании Мистик отмечал, что главной целью прибытия легатов в Византию является желание понтифика прекратить войну греков с болгарами. «Как мы узнали, — продолжал он, — ты очень чествуешь Святых и Верховных Апостолов. А если по истине их чествуешь, то не станешь позорить папу, сидящего на их престоле. Не позволяй себе презирать пишущего к тебе Римского архиерея, как презираешь нас: в противном случае Апостолы, сочтя его бесчестье своим, воззрят на тебя гневно» [336]. Конечно, такой тон мало солидаризировался с идеями, которые в последние десятилетия высказывали Константинопольские патриархи. Но, что делать — Мистик должен был
любой ценой добиться мира с Симеоном.
Зашевелились и арабы. Известный ренегат и арабский пират Лев Триполийский во главе большого флота выступил к острову Лесбос, но в 923 г. был разбит римскими моряками под командованием патрикия Иоанна и друнгария флота Радина. А тем временем патриарх Николай Мистик продолжал сколачивать коалицию для защиты Византии. Еще в 920 г. он направил послание Армянскому католикосу Иоанну, в котором предлагал тому прекратить все распри и объединиться в борьбе с мусульманами. Это письмо ободрило католикоса, который отвечал в таких выражениях: «За надежной стеной вашей силы и страха, который вы внушаете врагам, и под защитой императорских крыльев, мы находимся как бы в укрепленном лагере или среди прекрасного города». Император Роман I выделили Армянскому царю Ашоту II (922–929) значительные средства, а также дал большой военный отряд, при помощи которого тот сумел упрочить свою власть и оборониться от сарацин [337]. Но сами греки в ближайшие годы терпели фатальные поражения в столкновениях с сарацинами. В 923 г. полководец Мунис-аль-Музаффар разгромил их на море и на суше, а весь 924 г. арабы почти безнаказанно — все наличные силы были брошены против болгар — разоряли спорные территории, захватив множество пленных, золота и скота.
В сентябре 924 г. Симеон в очередной раз с большим войском подошел к стенам Константинополя и пригласил к себе в ставку патриарха Николая и сановников для переговоров о мире. Встретившись с ними, Болгарский царь неожиданно выразил желание переговорить непосредственно с самим Романом Лакапином, о котором слышал много доброго. Роман обрадовался такой возможности — он надеялся, используя свои опыт и хитрость, склонить Симеона к миру. По его приказу слуги соорудили надежную пристань, к которой могла бы подойти царская триера. Пока шло строительство, болгары спалили храм Пресвятой Богородицы в Пиге — варварское напоминание о своем присутствии. Ситуация была почти безнадежная — оставалась только надежда на Божью милость и помощь. Прибыв накануне встречи с Симеоном во Влахернский дворец, император вместе с патриархом Николаем пали ниц перед омофором Приснодевы и долго со слезами на глазах молили Пресвятую Богородицу даровать их стране мир с болгарами.
Оставалась слабая надежда на то, что мир с болгарином удастся купить. Однако казна была опустошена, и эта последняя возможность казалась эфемерной. И тогда патриарх Николай Мистик, о котором можно говорить разное, совершил настоящий гражданский подвиг. Он обратился к митрополитам своего диоцеза с требованием собрать с подчиненных им епархий и приходов крупные суммы денег и выслать в Константинополь. Патриарх в конце письма добавил, что если средств будет выслано мало, то императорские чиновники без согласия митрополитов соберут необходимые суммы. Надо сказать, архиерейское поручение было исполнено очень быстро, и необходимые средства собраны. После этого император Роман Лакапин тронулся на встречу с Симеоном, состоявшуюся 9 сентября 924 г. [338]
Тот явился в окружении отрядов своих воинов, блистающих украшениями и богатым вооружением. Окружив Симеона, они славословили его, как Римского царя (!); Роман стоял в окружении синклита. Наконец, он первым пошел навстречу болгарину. Точных свидетельств о содержании их разговора не осталось. Как говорят, при встрече Лакапин сказал следующее: «Я слышал, что ты — человек благочестивый и христианин, однако твои дела расходятся с такими словами. Только нечестивый и неверный наслаждается кровью и убийствами. Если ты, а я в этом уверен, истинный христианин, прекрати нечестивые кровопролития и заключи мир с нами. Какой отчет ты дашь Богу, когда окончатся твои дни? Возрадуйся миру, возлюби согласие!» Разумеется, этот текст едва ли был произнесен в таком виде, скорее всего, он выражает лишь общую мысль, высказанную Лакапином. Едва ли могущественный болгарин позволил бы разговаривать с собой в подобной тональности. После этого император передал Симеону богатые дары. Болгарин вернулся в свою ставку и дал согласие заключить мирный договор [339].
Столь благоприятный исход противостояния был обусловлен, по-видимому, тем, что Симеон психологически надорвался. Столько лет он мечтал об императорской диадеме, но понял, что Константинополя ему никогда не взять — сколь ни велико было его сухопутное войско, однако болгары не имели флота, а без него осада византийской столицы была невозможна. Тем не менее мечта детства не угасла в нем. Он вернулся в Болгарию и в 925 г. принял титул «императора ромеев и болгар», против чего яростно возражал Роман Лакапин. Так проявилась обида болгарина, которому не суждено было реализовать свои мечты [340]. Однако Рим в 926 г. положительно отреагировал на просьбу Симеона признать за ним императорский титул. Затем, подобно тому, как были выстроены отношения в Византии, Симеон решил поставить рядом с собой Болгарского патриарха. Рим опять не стал возражать — конечно, в пику Константинополю [341].
Это был пик могущества Первого Болгарского царства. Благодаря усилиям Симеона, государство болгар включало в свои границы на севере Задунайскую область, в том числе нынешнюю Венгрию, Семиградье и Валахию до реки Тисы, Мармарош и всю область на восток от рек Днестра и Южного Буга. На юге в состав Болгарии входила почти вся Фракия, приморские области Македонии, Северная Фессалия. На западе — почти все побережье Албании до реки Боян, и сербские земли вплоть до реки Дрины по ее течению до впадения в реку Саву [342].
После этого наступило короткое время передышки, которым попытался активно воспользоваться Роман Лакапин, чтобы укрепить свое положение. Последнего сына, 7-летнего Феофилакта, царь постриг в клирики, а патриарх рукоположил в иподиаконы и назначил своим синкеллом. Очевидно, Лакапин полагал, что после кончины
