отказом «по причине старости» и рекомендует ей князя Михаила Михайловича Щербатова.
В это время он всё ещё с трудом понимает язык древнерусских памятников и пользуется услугами переводчиков Академии наук.
В первых числах сентября 1778 года по Москве колесит карета, запряжённая разномастной шестёркой лошадей. Сидящие в ней трое мужчин — иностранцы: молодой лорд Джордж Герберт и его спутники. Знатный юноша совершает Grand tour, Большое путешествие по континенту. В педагогической традиции Просвещения оно считалось венцом образования молодых людей. Двух сопровождавших его джентльменов зовут капитан Флойд и преподобный Уильям Кокс. Любознательный тридцатилетний священник, питавший страсть к истории и путешествиям, выполнял обязанности тютора — наставника, руководившего отбором «жизненных впечатлений», с которыми следовало познакомить подопечного. Впоследствии окажется, что длительная поездка по Европе в компании питомца прошла не без пользы и для него самого. Собранные Коксом исторические материалы и наблюдения легли в основу нескольких сочинений, принёсших ему заслуженную славу, в том числе «Путешествия в Польшу, Poccию, Швецию и Данию».
В Москве заезжие иноземцы дивятся всему — своему экипажу, позади которого, по московскому обычаю, привязан огромный мешок с сеном (корм лошадям на случай, если господа долго задержатся в гостях); кучеру и форейтору, одетым в грубые зипуны, но с высокими цилиндрами на голове; привычке столичных извозчиков нестись во всю прыть, не разбирая дороги, по каменной или деревянной мостовой, а то и вовсе по немощёным улицам… Дивятся древней русской столице — «чисто азиатскому городу», но с университетом, типографией, сотнями каменных и деревянных дворцов, выстроенных в европейском стиле, и с Кремлём, над Спасскими воротами которого читается памятная надпись, оставленная в 1491 году строителем кремлёвских башен — миланским архитектором Пьетро Антонио Соларио. Особо восхищаются русским гостеприимством, «ни с чем несравнимым».
Семидесятитрёхлетний российский историограф уже настолько знаменит за границей, что входит в число московских достопримечательностей, обязательных для осмотра. Уильям Кокс знакомится с ним на обеде у князя Волконского. «Миллер, — вспоминал он, — говорит и пишет свободно по-немецки, по-русски, по-французски, по-латыни и свободно читает по-английски, по-голландски, по-шведски, по-датски и по-гречески. Он обладает до сих пор изумительной памятью, и его знакомство с самыми малейшими подробностями русской истории прямо поразительно. После обеда этот выдающийся учёный пригласил меня к себе, и я имел удовольствие провести несколько часов в его библиотеке, в которой собраны чуть ли не все сочинения о России, вышедшие на европейских языках… Его собрание государственных актов и рукописей неоценимо и хранится в величайшем порядке».
Из их дальнейшей беседы выяснилось, что Миллер хорошо усвоил урок 1749 года и порой возлагал на себя оковы самоцензуры. Так, занимаясь историей первого Самозванца, он печатно отстаивал официальную точку зрения, тогда как в действительности считал Самозванца и царевича Дмитрия одной личностью — истинным сыном Грозного, спасённым во время трагических событий в Угличе 15 мая 1591 года, однако не смел выразить свои взгляды публично. Кокс передаёт следующие его слова:
— Я не могу высказать печатно моё настоящее мнение в России, так как тут замешана религия [96]. Если вы прочтёте внимательно мою статью, то вероятно заметите, что приведённые мною доводы в пользу обмана слабы и неубедительны.
Сказав это, он добавил, улыбаясь:
— Когда вы будете писать об этом, то опровергайте меня смело, но не упоминайте о моей исповеди, пока я жив.
В последние годы жизни Миллер страдал от одышки, которая доводила его до беспамятства. Опасаясь за свой архив, он предложил Екатерине II взять на государственное обеспечение все хранившиеся у него книги и рукописи, что и было сделано. Указом от 9 февраля 1783 года императрица повелела выплатить Миллеру 20 тысяч рублей и присоединить его бумаги к архиву Коллегии Иностранных дел. В августе ему были пожалованы чин действительного статского советника и орден Св. Владимира 3-й степени.
До последнего часа Миллер работал с утра до позднего вечера, отвлекаясь от дел лишь на непродолжительное время после обеда. Два инсульта не смогли сломить его могучий организм. Он умер скоропостижно от удушья 11 октября 1783 года.
Несколькими днями спустя академик Иван Михайлович (Иоганн Готгильф) Штриттер, получивший задание написать учебник по истории для школ, начнёт знакомиться с научным наследием Миллера, в надежде отыскать материалы, могущие помочь делу. К его удивлению, среди бумаг покойного российского историографа не найдётся ничего мало-мальски «обработанного по русской истории».
«Генеральную русскую историю» Миллер не написал ни за двадцать лет, ни за пятьдесят.
Первые князья Русской земли
В начале IX века Хазарию охватывает смута. Второе лицо в каганате — бек Обадия — силой насаждает религиозную реформу, пытаясь сделать иудаизм государственной религией. Его противники во главе с каганом призывают на помощь одну из заволжских кочевых орд — мадьяр. Обадия противопоставляет им печенежские сабли.
Ожесточённая борьба длится больше десятилетия, пока сторонники иудаизма не одерживают верх. Побеждённые бегут к мадьярам; все, кто не убежал, перебиты.
Мадьярская орда откочёвывает к низовьям Дона, а затем, под давлением печенегов, уходит ещё дальше на запад — в Днестро-Днепровское междуречье. Но печенеги и там не оставляют своих врагов в покое. В 894 году, в то время, когда мадьяры грабят моравских славян, их собственные кочевья подвергаются опустошительному набегу печенежской конницы. Следующей весной мадьярская орда снимается с насиженных мест и, пройдя по восточным склонам Карпат, оседает в Паннонии, в долине реки Тисы. На языке окрестных славянских племён пришельцы получают имя венгров (угров) [97].
В Европе появление венгров вызывает панику. Одетые в звериные шкуры и словно сросшиеся со своими малорослыми, но выносливыми лошадями, они наводят ужас одним своим видом. Лучшие европейские армии не в силах им противостоять. Венгры осыпают неприятеля тучей стрел, а затем стремительным ударом прорывают вражеский строй. При неудаче они обращаются в притворное бегство, и когда враг ломает свои боевые порядки, устремляясь в погоню, — разом оборачиваются и всей ордой обрушиваются на преследователей. Пощады к побеждённым они не знают.
Ближайшей жертвой венгерских набегов становится государство Моймировичей — Великая Моравия.
Её недолгая история вела отсчёт от падения Аварского каганата, когда многие славянские племена признали вассальную зависимость от Франкской
