он приказал положить в свой гроб дохлого петуха, испускавшего ужасное зловоние [357].
Хотя отношения с латинянами резко осложнились, Алексей Комнин делал все возможное, чтобы не доводить дело до открытой войны. Когда в 1105 г. его добрый контрагент аббат Одерисий умер, он вступил в переписку с двумя друзьями покойного Отто и Жераром, неизменно демонстрируя уважение к Римской церкви. Попутно царь открыл в Константинополе странноприимный дом для латинских пилигримов, отправляющихся в Святую Землю [358].
Но все было тщетно: Запад угрожающе смотрел на Константинополь, и едва ли можно было надеяться, что крестоносцы, начавшие пускать корни в Сирии и Палестине, добровольно признают над собой главенство Византийского царя. Напротив, в Италии Боэмунд был встречен с почетом, как легендарный герой, освободитель Гроба Господня. Из Италии норманн перебрался во Францию, где в 1106 г. женился на Констанции, дочери Французского короля Филиппа (1060–108), сына Русской княжны Анны Ярославны (1032–1089). Он без труда собрал новое войско и, получив благословение папы (!) Пасхалия II (1099–1118), весной 1107 г. начал войну против Византии. Теперь, по справедливому замечанию одного исследователя, война норманнов с византийцами перестала быть сугубо политическим предприятием, но получила статус нового Крестового похода [359].
Конфликты крестоносцев с турками и явственный отказ Комнина помогать пилигримам в ущерб интересам Римской империи привели к тому, что Иерусалимский король Балдуин напрямую обвинил Византийского царя в тайном сговоре с Фатимидами, о чем и поведал в своем письме в 1102 г. епископу Манассии, отправлявшемуся в Рим. Напрасно император пытался объяснить папскому легату, что былые договоренности были направлены в первую очередь на то, чтобы вызволить пленных латинян, пребывавших в египетском плену. Папа Пасхалий II, не любивший ни греков, ни Алексея Комнина, пришел в ярость, торжественно обвинив византийцев в измене Церкви. Правда, вскоре понтифик понял свою ошибку: назвав восточных христиан схизматиками, он тем самым отнес их всех к разряду еретиков. Разумеется, в таких условиях никакие мирные отношения между крестоносцами и Константинополем становились невозможными. Апостолик тут же дал разрешение на поставление Антиохийским патриархом этнического грека, хотя и подчиненного Апостольской кафедре, направил легата для подписания соглашения с Комнином, но было поздно: византийцы ничего не забыли из этой истории [360].
В отсутствие Боэмунда Танкред показал себя неплохим правителем. Всю свою энергию он направил на то, чтобы приумножить земли дяди и укрепить их. Под его командованием антиохийские норманны захватили Баниас и Большой Гибеллум, на верхнем берегу Оронто — Апамею, на востоке и северо-востоке множество мелких крепостей, дойдя до Евфрата. Весной 1105 г., наняв солдат за деньги, принудительно изъятые у антиохийских купцов, Танкред направился против Ридвана Алеппского и 20 апреля встретился с врагом на равнине, желая взять реванш за недавнее поражение дяди. Это была великолепная битва: атака тяжелой норманнской конницы в очередной раз разметала турок, эмир пытался спасти свою пехоту, но все было тщетно; победа христиан была полной [361].
Однако Танкред вскоре поссорился с армянами, которые ранее являлись надежнейшими союзниками Боэмунда. Хаос личной выгоды привел к тому, что, не желая того, крестоносцы начали воевать друг с другом (!), причем нередко в рядах турецких армий. В частности, в 1108 г. Танкреду пришлось биться с единоверцами, когда за Мосул поспорили два турецких эмира, один из которых пригласил в свою армию латинян. Затем, обеспечив независимость Эдессы от турок, Танкред, статус которого не поднимался выше звания регента Антиохийского княжества, заявил свои права на графство Эдесское, которое все еще принадлежало Иерусалимскому королю. Разумеется, Балдуин воспринял эти претензии крайне негативно. И вот два ветерана 1-го Крестового похода встретились на поле боя у Тель-Башира, и — о, ужас Римской церкви! — в рядах Балдуина значилось 7 тыс. турок из Мосула, ставших союзниками короля. Лишь благодаря активному вмешательству духовного вождя Антиохии и Эдессы патриарха Бернара это противостояние удалось локализовать. Война на время прекратилась, но ненависть продолжала клокотать в сердцах обоих правителей [362].
А Раймунд Тулузский, уставший от норманнов, пригласил месопотамских эмиров на войну с Танкредом. И лишь в минуту крайней опасности вожди крестоносцев забывали обиды и объединялись. В 1110 г. из-за их споров едва не пала Эдесса — оплот крестоносного движения, то же повторилось в 1111 г. В 1112 г. Танкред умер, оставив наследником Антиохии своего дальнего родственника Рожера дель-Принчипато (1112–1119) при условии, что в случае прибытия в город малолетнего сына Боэмунда тот обязан освободить престол [363].
Ситуация для Алексея I Комнина осложнилась еще и тем, что, используя отсутствие василевса в столице, семья Анемадов решила в 1105 г. организовать новый заговор с целью убийства императора и захвата царской власти. К ним присоединились такие знатные аристократы, как семьи Антиохиев, Эксказинов, Дуков, а также Никита Кастамонит, Куртикий и Георгий Василаки. Из членов синклита заговорщиков поддерживал Иоанн Соломон, которого и прочили будущим Римским императором. По счастью, «избранник судьбы» оказался чрезмерно болтлив, и Комнину вскоре стало известно о грядущих событиях. Соломона доставили в царский шатер, где севастократор Исаак Комнин предложил изменнику добровольно рассказать все о заговоре. Вскоре все заговорщики были арестованы и сосланы, а их имущество конфисковано [364].
В то чрезвычайно насыщенное событиями время предавали самые близкие друзья, а непримиримые враги могли стать союзниками, что подтвердили, в частности, события в Трапезунде. После того как дука Трапезунда Феодор Гавр погиб, император направил туда своего верного полководца Григория Таронита, который смог отразить все атаки турок и попутно вел переговоры о выкупе Боэмунда из турецкого плена. В 1103 г. полководец вернулся в Константинополь, но лишь затем, чтобы, убедив василевса в необходимости своего пребывания в Трапезунде, вернуться туда с новыми полномочиями и... создать собственное царство. Подавить мятеж удалось лишь в 1106 г., причем это было поручено двоюродному брату узурпатора Иоанну Тарониту. Григорий оказался в плену, был доставлен в Константинополь, где его обрили наголо и поместили в темницу. Там неугомонный полководец ежедневно осыпал своих врагов проклятиями, пугал стражников мрачными предсказаниями и пророчествами, за что, между прочим, срок его содержания в тюрьме был продлен. Но затем Таронит внезапно раскаялся, получил прощение от императора и был даже возвращен во дворец, где занимал должность протовестиария [365].
Заговоры не смогли отвлечь Комнина от норманнской угрозы. Желая продемонстрировать всем, кто забыл, силу своего характера, император призвал Исаака Контостефана, назначил его дукой флота и отправил в Диррахий, предупредив, что если тот не успеет к городу до начала переправы Боэмунда, он прикажет выколоть ему глаза. Расшатавшейся столичной аристократии
