благо для папы. Благо военачальника выше блага всей армии, и благо папы превыше блага всей Церкви». Итак, значение имеет не сама Церковь и не тело Церкви
(«corpus Ecclesiae»), но лишь
caput Ecclesiae («глава Церкви») [398].
Особой прерогативой Римского епископа являлась также канонизация святых. Давно уже отошли в прошлое времена, когда местная Церковь могла проявить в данном деле инициативу. Как разъяснил в своем письме Датскому королю Вальдемару I Великому (1157–1182) папа Александр III, «даже если многие знаки и чудеса были представлены через него, вам не разрешается чтить его публично без утверждения Римской церкви» [399].
Как говорилось выше, уже во времена «Клюнийской реформы» изначальное богословское понимание «Церкви» начало претерпевать в умах латинян существенное изменение. Под Ecclesia начали понимать исключительно клир, и получилось, что Церковь отождествилась со священноначалием; мирян уже никто в расчет не принимал. Западная церковь все более становилась корпорацией с единой иерархической и управляющей структурой. Она переставала быть Телом Христовым и становилась юридическим лицом, организацией. Безусловно, это значительно усилило практическую власть Римского епископа [400].
Наконец, нельзя забывать, что к XIII веку на Западе стало общепринятым культивируемое папами убеждение, что апостолик стоит выше Вселенских Соборов. В частности, на «вселенском» Соборе в Латеране в 1179 г. (III Латеранский собор) папа Александр III заявил, что собрал его по собственной инициативе, поскольку является единственным пастырем всей Вселенной. А остальные епископы, делегаты Собора, обязаны помогать ему своим присутствием и советом. Их количество, в общем-то, ничего не меняет, поскольку есть Римский епископ. Но придает внешний вес принятым папой решениям [401]. На этом же Соборе было утверждено каноническое решение о том, что исключительно папа является высшим законотворцем Кафолической Церкви, утверждает новые каноны и отменяет старые. Поэтому даже сомнения в истинности решений Римского епископа не могут возникать в сердцах истинных христиан. Правда, узурпируя традиционные права местных епископов, папы — надо отдать им должное — деятельно защищали своих подчиненных перед третьими лицами. Вопрос об инвеституре к тому времени уже не стоял, и даже дерзостные Германские императоры за редким исключением уже не посягали на то, чтобы управлять своей национальной Церковью [402].
Да что там местные епископы, если под папской туфлей оказалась вся Западная империя, государи которой иногда беспомощно взирали на то, как рушится их власть. Показательно письмо, написанное папе Иннокентию III одним из высокородных корреспондентов: «Достаточно известно, что после смерти нашего возлюбленного государя и брата, высокого Римского императора Генриха VI (1191–1197), Империя пришла в такой беспорядок и многими бурями столь жалким образом была взволнована и растерзана, во всех своих частях и в пограничных областях так потрясена, что рассудительные люди не без основания считали восстановление Империи в наши дни невозможным, так как всякий жил и действовал без суда и закона, как ему хочется, по внушению и благоустроению своей воли» [403].
Но вслед за этим невиданным взлетом папству пришлось пережить тяжелый период падения. Раздавив Германскую империю в лице Гогенштауфенов, папство подписало себе приговор. И дело даже заключалось не в тех многочисленных искажениях истины, выступивших прямым следствием софистического обоснования всемогущества Римского епископа, а в том, что устранение и казнь Германского короля стали наглядным примером для остальных властителей Запада, — что с ними может статься, если папа сохранит свою власть в новом виде [404].
Да и то сказать, в своем стремлении расширить власть Рима до бесконечности папы многократно перешли невидимую границу, за которой начиналась открытая война. Ну кому, например, мог понравиться тезис о том, что если против неверного папе короля нет никаких средств, кроме молитвы, то он перестает быть правителем и подданные вправе убить его? [405]
Следует заметить, что доводы сторонников «папской теории» не страдали безупречностью, и многие клирики, составлявшие оппозицию Риму, без труда приводили многие аргументы в пользу Западного императора. К числу их нужно отнести знаменитого Вальтрама, епископа Наумбургского, творившего в те годы, когда Григорий VII Гильдебранд и Генрих IV сошлись в смертельной схватке. В своем произведении «О сохранении единства Церкви» («De unitate Ecclesiae conservanda») он традиционно признает Римскую церковь матерью всех Церквей. Но затем делает неожиданный и неприятный для Апостольского престола пассаж — когда Византийские императоры впали в ересь (?), писал Вальтрам, Рим отверг их от себя и избрал благородных галлов и германцев, короли которых стали императорами. Но перенесение верховной власти состоялось по решению германских и франкских князей, и папа лишь благословил их выбор. Присвоив себе право (!) отрешать императоров от власти и решать вопросы престолонаследия, понтифик вверг народы в смуту и междоусобицу, вследствие чего возникла реальная угроза единству Церкви. Возбуждая епископа на епископа, народ на народ, князей на императора, Гильдебранд и его сторонники сами стали отщепенцами от Церкви, отвергли себя от Христа. Это был более чем опасный вывод для Рима [406].
А когда папа Пасхалий II (1099–1118) направил окружное послание, призывая всех христиан поднять меч против императора Генриха V (1105–1125), духовенство Люттиха ответило ему развернутым письмом: «Римская церковь взывает к светскому мечу против своей дочери, желая ее уничтожить. Но кто дал ей власть меча? Иисус Христос не знает другого меча, кроме духовного. Следовательно, Пасхалий, проповедуя Крестовый поход против христиан, действует не как преемник апостолов. Да будет нам позволено сказать при всем уважении к Апостольскому чину: папа и его советники не знают, что делают? Что видим мы? Опустение церквей, угнетение бедных, дикие грабежи и запустение, убийства без разбора добрых и злых. Вот что готовят нам. Разве это Апостольские дела? Неслыханная вещь: папа обещает прощение грехов тем, кто совершит злодеяния! В чем упрекают нас? В том, что мы остались верны императору? Но папа забывает, что Христос и Апостолы предписывают уважать власти и повиноваться им. Никогда отлучение князя от Церкви не может разрешить подданных от клятвы верности, ни дать Церкви права воевать против царей. Будь император еретик, мы все же обязаны повиноваться ему, мы должны молиться за него, но мы не смеем поднять против него оружие» [407].
Вторя им, в 1187 или 1191 г. Угуччо Пизанский писал: «Где ныне те, кто говорит, что только папа является викарием Христа? Это справедливо в отношении полноты власти, но в других отношениях каждый священник — викарий Христа и св. Петра» [408].
Но еще интереснее документ «De consecrationepontificum et regnum» («О посвящении епископов и королей»), принадлежавший перу некоего нормандского клирика, жившего в XI или XII веке. Поскольку
