местные жители.
У нас, однако, есть все основания утверждать, что купечество Понта не только выжило в этих условиях, но и упрочило свое положение. Трапезундский источник 1336 г. упоминает крупных торговцев и предпринимателей, осуществлявших дальние путешествия, перекупщиков и оптовых торговцев в самом городе (метапратов), мелких рыночных торговцев — пазариотов и, наконец, арматоров, судовладельцев и заморских купцов [1136]. Данные об объеме капиталов, инвестируемых греками в торговлю, подтверждают такую классификацию. Богатые купцы вкладывали в торговлю с Южным Черноморьем суммы в несколько десятков тысяч иперперов, создавая собственные торговые общества. Они производили оптовые закупки у итальянцев на многие тысячи аспров и мелкие розничные операции. Они опосредовали большую международную торговлю на местных рынках [1137].
Итальянская торговля, сначала замыкавшаяся в среде соотечественников и иногда даже ограничивавшая участие понтийских греков в совместных предприятиях, очень быстро пришла к самой широкой кооперации с местным населением [1138]. Такая кооперация преследовала несколько целей: во-первых, расширить социальную базу всегда немногочисленных на Востоке венецианцев и генуэзцев; во-вторых, привлечь дополнительные капиталы в международную и внутричерноморскую торговлю. Ведь именно пассивность платежного баланса не раз побуждала Венецию, в частности, ограничивать объем операций своих граждан на Леванте и вывоз товаров оттуда [1139]. В-третьих, кооперация способствовала лучшему освоению тех рынков, которые были издавна знакомы понтийским жителям (Тавриз, Султания, Закавказье, Алания, Приазовье и т. д.). Наконец, греки и армяне Понта располагали необходимыми средствами обеспечения торговли — судами, вьючными животными, складами и т. п. Следствием было широкое вовлечение понтийских жителей в общую с венецианцами и генуэзцами торговлю, но, оговоримся сразу же, лишь в пределах Черного моря и караванных путей на Восток и Кавказ. Прямые связи с Венецией были монополизированы республикой св. Марка, посылавшей ежегодно конвой вооруженных галей в Черное море [1140]. Торговля же Черноморья с Генуей вообще не была регулярной и осуществлялась через множество промежуточных пунктов (главными из них были Каффа и Пера). Генуэзцы предпочитали многократный оборот капитала внутри самого черноморского бассейна менее доходным одноразовым операциям между метрополией и факториями [1141].
Итак, жители Понта вели совместную с итальянцами торговлю: образовывали с их участием торговые компании, были совладельцами судов, заключали значительные контракты на закупку и доставку товаров, кредитовали итальянских купцов и т. д. Трапезундцы обладали торговыми привилегиями в итальянских факториях и смогли, в частности, взять в свои руки вывоз понтийских вин в города Северного Причерноморья [1142]. Кооперация в торговле приводила к созданию устойчивых связей вплоть до предоставления трапезундцам прав венецианского и генуэзского гражданства при помощи «натурализации» [1143]. Натурализация давала защиту и покровительство итальянских республик на всем Леванте и, главное, большие налоговые преимущества. Сотрудничество с итальянским купечеством углубляло дифференциацию и специализацию трапезундских торговцев, приводило к втягиванию в торговые операции и мореплавание все новых групп трапезундского населения. Усилилась социальная мобильность: действуя вместе с генуэзцами и венецианцами, трапезундцы зачастую поселялись в итальянских торговых факториях. Нотариальные акты и массарии Каффы и Перы нередко упоминают грека такого-то, трапезундца, жителя (habitator, реже — burgensis) Каффы, Перы, Килии и т. д. Имеются единичные сведения о трапезундцах, проживавших в самой Венеции [1144].
Широкая международная торговля поддерживала существование в Трапезунде значительной прослойки люмпен-пролетариата. Генуэзцы не только эксплуатировали труд грузчиков, портовых рабочих в городах Понта, но и нанимали трапезундцев моряками на галеи и барки, воинами (социями и стипендиариями) для службы в Каффе, Симиссо, Пере. Часто трапезундские моряки и стипендиарии складывали головы в войнах, которые воли итальянские республики на Леванте, например во время Кьоджской войны [1145], но не реже они упоминаются и как дезертиры с судов (fugitivis) [1146]. Итальянская колонизация поддерживала существование этого слоя, но она же порождала у него социальный протест в разных формах: от открытого выступления против иноземных факторий в Трапезунде до грабежа имущества отдельных итальянских купцов [1147].
Итальянская торговля не приводила к исчезновению предпринимательских элементов на Понте, а стремилась кооперироваться с ними как с необходимыми младшими партнерами. Вовлекая трапезундских купцов в орбиту своей деятельности, генуэзцы и венецианцы ослабляли конкуренцию с их стороны. Правда, следы такой конкуренции очень немногочисленны. К примеру, венецианцы добивались назначения своего согражданина на должность сансера-оценщика товаров, определявшего сумму налога. Трапезундские же купцы желали того, чтобы сансером был их представитель. Длительный спор, как кажется, был в конце концов решен назначением двух сансеров (греческого и венецианского) на паритетных началах [1148].
Какое же влияние оказывала торгово-предпринимательская деятельность итальянцев на сельское хозяйство? Думается, весьма ограниченное. Известно, что при Великих Комнинах империя практически не производила товарного хлеба на продажу. Поместья трапезундских земельных собственников (включая и церковных), как показал Э. Брайер, были весьма невелики [1149]. Напротив, значительное количество зерна ввозилась на Понт как итальянскими, так и местными купцами [1150]. Торговля стимулировала прежде всего виноделие, бортничество. Примечательно, что наиболее доходные владения трапезундских землевладельцев, как показали материалы первых османских кадастров, заключались как раз в виноградниках [1151]. Усиливая товарность тех хозяйств, которые были связаны с виноделием, итальянская торговля мало затронула, насколько это можно проследить по источникам, базис мелкой агрикультуры, крестьянские хозяйства.
Высокий уровень развития торговли неслучайно совпал по времени с укреплением централизации Трапезундской империи. Усиление императорской власти создавало предпосылки для стабилизации торговли, и в то же время развитие торговли способствовало центростремительным тенденциям. В отличие от Византии в Трапезундской империи коммеркии не были отменены и составляли в разное время от 4,5 до 2 % со стоимости товара по основному виду обложения. С купцов, не имевших привилегий, как венецианцы и генуэзцы, налог собирался в больших размерах. Коммеркии уплачивала каждая из сторон, участвовавших в сделке. Помимо налога с оборота, существовала ввозная пошлина и ряд других менее значительных такс. При больших объемах торговли коммеркии приносили значительный доход императору и служилой знати. Но они имели немалое значение и для итальянских купцов. Именно борьба за коммеркии была основным содержанием антагонизмов и причиной военных столкновений империи Великих Комнинов с Генуей и Венецией [1152]. Конфликты, конечно, порождались и тем, что в глазах городских низов, дима, итальянцы представали в облике богатых и заносчивых эксплуататоров, к тому же еретиков. И нередко городской плебс был инициатором антилатинских выступлений, чреватых санкциями со стороны не прощавших обид и не забывавших о нанесенном ущербе морских республик.
Следствием торгово-предпринимательской деятельности итальянского купечества был обмен производственным и коммерческим опытом, отчасти — регулирование ценообразования на трапезундском рынке. Нельзя не отметить и того важного обстоятельства, что города Трапезундской империи в значительной мере снабжались основными продуктами — хлебом, рыбой, солью — из итальянских факторий
