Тибо было семнадцать лет, он был недавно посвящен в рыцари и чрезвычайно честолюбив. Кроме того, через свою мать он был законным наследником королевства Наварра. Филипп был потрясен перспективой того, что молодой граф присоединит Лангедок к Наварре и объединит их со своим огромным графством Шампань. Он приказал своему сыну принять командование экспедицией, и Людовик принял крест в ноябре находясь в весьма угрюмом настроении, которое заметно контрастировало с энтузиазмом его предыдущего крестоносного обета за пять лет до этого. Гонорий выразил надежду, что экспедиция отправится как можно скорее. Но Людовика вовсе не торопился и его отъезд был назначен на День Вознесения следующего года.
Эта задержка имела катастрофические последствия для Амори. Гибель Симона и исчезновение большей части его армии послужили сигналом к массовому дезертирству в южных городах. Ломбер, Ним и Кастельнодари моментально признали своим сюзереном Раймунда, и многие другие города последовали их примеру. Гийом де Бо, который был главным союзником Симона в Провансе, был захвачен авиньонцами и зверски замучен до смерти. Были даже свидетельства того, что некоторые церковники, несмотря на массовую замену епископов Иннокентием III, возобновили свои древние связи с южной аристократией. Памье перешел в руки графа Фуа в результате какого-то заговора, в котором были замешаны два цистерцианца из аббатства Бульбонн. Еще один цистерцианец был наказан генеральным капитулом ордена, за помощь Раймунду VI в сборе наемников в Пуату. Аббат Лаграса был обвинен во "многих преступлениях" в ноябре 1218 года, включая проявление благосклонности к местным файдитам. Эти инциденты, едва ли важные сами по себе, были признаками того, что южные дворяне возвращают свои земли и свое влияние. Церковь восприняла их очень серьезно. Когда несколько файдитов захватили город Лескюр, епископ Альби, Святой Гийом де Пьер де Бран, был обвинен в пособничестве им под угрозой низложения. Три года спустя Гонорий приказал провести расследование по делу о предательстве некоторых епископов и священников, зловеще проинструктировав своих легатов, что привилегии цистерцианцев и военно-монашеских орденов не должны помешать их расследованию.
Военное положение Амори зимой 1218-19 гг. было едва ли более удовлетворительным. Как только закончилась осада Тулузы, молодой Раймунд вновь занял большую часть Ажене, а граф Комменжа вторгся в свои собственные земли к юго-западу от Тулузы, которые Симон де Монфор отдал одному из своих последователей-южан по имени Жорис. Жорис, которому некоторое время помогал Амори, оказал упорное сопротивление. Он осадил Казер и взял его после недолгого сопротивления предав мечу все население. Но под Мейаном удача от него отвернулась. Небольшая армия Жориса, оказавшаяся между восставшими жителями города и армией графа Комменжа, была перебита, а сам он попал в плен. К этому времени Амори уже ушел, чтобы остановить волну поражений в Ажене, совершив роковую ошибку, которой всегда избегал его отец, — рассредоточив свои силы на отряды для подавления разных очагов сопротивления, которые могли быть вырезаны один за другим гораздо более сильной коалицией южан. Стратегическая глупость, возможно, имела меньшее отношение к этому решению, чем очень серьезные проблемы Амори с дисциплиной в войсках. Его молодость не вызывала уважения. Его вассалы, которые трепетали перед именем его отца, стали недооценивать южан и ненависть, которую вызывало их собственное высокомерие. Даже катастрофа под Тулузой их не отрезвила. Отделавшись от сильной руки Симона, они грабили и убивали по своему усмотрению и, по словам Гийома Пюилоранского, выставляли напоказ своих наложниц и незаконно нажитую роскошь. К преувеличениям этого чопорного юриста следует относиться критически, но они, несомненно, были симптомами глубокого недомогания в крестоносной армии. Несколько самых опытных капитанов отправились на поиски собственных приключений, а у Амори не было власти этому воспрепятствовать. Двое из них, Жан и Фуко де Берзи, превратили свой отряд в бродячую банду разбойников, грабивших города и угонявших скот в деревнях вокруг Тулузы, пока в начале 1219 года они не были решительно разбиты при Базьеже молодым Раймундом и графом Фуа.
Эти мелкие стычки, последние сражения в поле в войне, более известной своими осадами, не имели большого стратегического значения. Но они нанесли удар по престижу Амори, а потеря людей убитыми или пленными стала серьезным ударом для его дела. Большинство крестоносцев, сражавшихся при Базьеже, были убиты, в то время как в армии молодого Раймунда погиб только один рыцарь. Эти цифры (как и восемь крестоносцев и несколько тысяч южан, убитых при Мюре), возможно, являются плодом преувеличения пропагандистов. Но они ни в коем случае не абсурдны. Хотя французские рыцари еще не сражались, закованными в пластинчатые латы, столетие контактов с турками и греками довело их доспехи до такой степени, что они были защищены от большинства видов оружия, кроме ужасного гасконского дарда. Под кольчугой, покрывавшей все тело, они носили толстое стеганное одеяние, называемое гамбезоном или акетоном (от арабского al-qutun — хлопок), подобно "алкотонису, легкому одеянию, непроницаемому для острого оружия", которое Саладин подарил Ричарду Львиное Сердце в конце Третьего крестового похода. Голову защищал стальной шлем. Судя по миниатюрам, иллюстрирующим единственную рукопись Песни о крестовом походе, крестоносцы все еще носили старомодный конический шлем с пластиной, закрывающей нос. Более модным, хотя тяжелым и громоздким, был шлем в виде горшка, закрывавший всю голову, в котором Раймунд VI изображен на его официальной печати. Доспехи такого рода хорошо защищали воина. Раньше, заметил Гийом Бретонский в своем отчете о битве при Бувине, люди гибли по десять тысяч, но теперь победы одерживались лишь с незначительными потерями [29]. Основные потери приходились на долю побежденных: беспомощных безлошадных рыцарей и легковооруженных пехотинцев оставляли на поле боя, как тулузцев, убитых при Мюре. За рыцарями молодого Раймунда в бой при Базьеже вступили пешие солдаты, задачей которых было захватить более или менее знатных пленников для получения выкупа и добить остальных. "Вот как выглядит поле битвы, когда бой окончен, — пел трубадур, — кровь и разбрызганные мозги покрывают землю, глаза и конечности, ноги, ступни и руки разбросаны повсюду".
Весть о потерях достигла Амори в Марманде в Ажене, который он безрезультатно осаждал с декабря 1218 года. Его армия была слишком мала, чтобы отрезать город от снабжения, и он с тревогой смотрел на север, где шли неспешные приготовления принца Людовика. То же самое делал и молодой Раймунд. Его эмиссары находились при французском дворе, пытаясь убедить короля признать Раймунда VI графом Тулузы и отменить экспедицию Людовика. Они также активно действовали в Англии, где им удалось вызвать опасения, что Людовик может напасть на английскую Гасконь, пока будет находиться на Юге. В какой-то момент эти дипломатические усилия были близки к успеху, поскольку Филипп задумал признать Раймунда, но его пришлось вернуть на путь политических приличий суровым письмом Гонория III.
Армия Людовика покинула Париж 16 мая и в начале июня прибыла к стенам Марманда. Выглядела она впечатляюще. Кроме двадцати
