возможно большее число людей убедить в том, что ему нет никакого дела до благочестия» [459].
В ответ Георгий, положение которого сразу стало шатким, написал слезное послание царю, в котором просил его защиты, созыва нового Собора против Векка, и... расписывался в том, что не в состоянии руководить Церковью. «Церковь полна всяких смут и беспорядков, всем хотелось в ней начальствовать и предписывать законы, а быть подначальным и подчиняться божественным законам никто не хочет. Среди такой путаницы в делах, будучи поставлен в самый центр ее, я попал в сферу власти, как бы на какую напасть, и имею душу, постоянно удрученную всем этим. Многие ошеломлены грамотой, направленной Векком в огромном количестве. Константинополь разделился на два лагеря». В конце послания патриарх просил царя немедленно пресечь этот раскол и восстановить порядок [460].
Созвали новый Собор, на котором трактат объявили еретическим. Посчитали также, что Символ Веры «Вселенского патриарха» если и не включает в себя Filioque, то по крайней мере сочувственен латинской редакции. Закончилось все тем, что от патриарха отвернулся царь и самые близкие архиереи. А потому он в 1289 г., добровольно сложив сан, отправился в обитель Пресвятой Богородицы «Одигитрие». Обиднее всего то, что в скором времени Церковь признает его сочинение православным [461].
Как обычно, Господь по-своему наказывает предателей: митрополиты Хил Ефесский и Даниил Кизикский, бывшие соратниками опального Георгия Кипрского, первыми ставшие в ряды его врагов, стали отверженными в глазах всего восточного епископата и императора. Их лишили митрополий и всех доходов с них и оставили жить в столице в нищенском состоянии [462].
Для Восточной церкви и императора это была большая потеря. Георгий Кипрский являл собой образец честной и деятельной натуры, рачителя общего блага. Блестящий богослов, хотя, наверное, уступающий талантом и эрудицией Иоанну Векку, он активно заступался за обиженных и информировал василевса о случаях нарушения закона. В январе 1285 г. патриарх поставил в известность Андроника II о спекуляциях хлебом со стороны придворных вельмож. В другом послании архиерей потребовал от императора принять меры к молодому аристократу, буквально терроризировавшему столицу со своей пьяной компанией. В общем, как Константинопольский патриарх, Георгий Кипрский отвечал всем предъявляемым требованиям, и не случайно Андроник II Палеолог долгое время активно поддерживал своего выдвиженца [463].
Новым Константинопольским патриархом решением Андроника II Палеолога был избран Афанасий (1289–1293, 1304–1311) — монах, с детства подвизавшийся в горах Гана, но совершенно необразованный человек. Он издавна спал на голой земле, не умывался и, наверное, был бы признан «блаженным», не будь вызван на столичную кафедру, где пришлось заняться совсем иными делами. Безусловно, нравственное состояние восточного клира оставляло желать в те годы много лучшего, и обращение внимания нового архиерея на строгость соблюдения канонов вполне обоснованно. Например, желая прекратить постоянные интриги в епископате, он тут же выслал из Константинополя всех провинциальных архиереев в их митрополии, дабы те занимались делом, а не словесами. Кроме того, строгий монах, он без какого-либо послабления решил проконтролировать жизнь и поведение столичных иноков. В результате в скором времени площади и улицы Константинополя очистились от праздно шатающихся иноков.
Однако, как человек, лишенный образования и тяги к нему, патриарх Афанасий с такой же легкостью прекратил подготовку богословов и пастырей, которые могли бы учить народ Божьему Слову. Привыкнув во всем доверять только себе, он не одобрял коллегиальных обсуждений церковных дел. В итоге при Афанасии совершенно прекратилась практика созыва патриаршего синода, на который по обыкновению приезжали многие епископы с мест, чтобы обсудить те или иные вопросы. Пожалуй, при всех ошибках и недостатках этот строгий аскет многое мог бы сделать для укрепления христианского благочестия, но вскоре его положение стало опасным [464].
Суровость столичного архипастыря настолько угнетала клир, что многие епископы, священники и монахи засыпали царя жалобами на него. Вместо того чтобы попытаться разумно решить конфликт, Афанасий потребовал от василевса отряд солдат для защиты собственной персоны и наказания виновных. Конечно, он его не получил: император не собирался устраивать гражданской войны. Патриарх разгорячился и решил оставить престол, но перед этим совершил беспрецедентный поступок. На листе бумаги Афанасий написал епитимию на всю царскую семью, архиереев, священников, высшее сословие и вообще на весь народ за то, что те не помогли ему удержаться у власти. Потом, не сказав никому ни слова, эту «записку будущему поколению» он вложил в морскую раковину, а ее саму спрятал в расщелине храма Святой Софии. Иными словами, получалось, что патриарх проклял (!) всех христиан Византийской империи, но тайно.
Страшная находка обнаружилась довольно скоро и совершенно случайно — один мальчик во время игры заметил необычную раковину и передал ее клирикам храма, а те — василевсу. Пораженный царь немедленно вызвал к себе патриарха Афанасия и потребовал объяснений, но тот только каялся, а заодно прощал своих обидчиков. Так закончилось его первое патриаршество. Но напрасно кто-то считал, что Афанасий больше никогда не появится на страницах истории, мы с ним еще встретимся.
В это время в столице находился некий монах, ранее живший мирской жизнью, имевший жену и детей, а потом оставивший все после смерти супруги и принявший постриг. Звали монаха Иоанн Созопольский (1294–1304), он и стал новым Константинопольским патриархом [465]. При предыдущем императоре Иоанн, тогда еще рядовой монах, категорически не принял Лионской унии, за что был сослан на Принцевы острова. Иоанна активно поддерживали зилоты, а сановник Тарханиот Глава рекомендовал его Андронику II Палеологу. Император вызвал монаха из ссылки и, пораженный благочестием того, поставил игуменом одного из столичных монастырей. Позднее василевс сделал Иоанна своим духовником, а теперь — Константинопольским патриархом.
Патриарх Иоанн и венчал в 1295 г. 18-летнего сына Андроника II Михаила IX Палеолога царским венцом, как соправителя императора-отца. Как мы увидим ниже, объективные обстоятельства сами собой подвигали императора объявить сына преемником царской власти. И это был удачный выбор — тихий и скромный, Михаил IX Палеолог совершенно не мыслил своей жизни и императорства без отца и помимо него. Фатально невезучий на войне, Михаил IX не вызывал страха у врагов и чувство восхищения в солдатах, но был честным и добропорядочным, мужественным и храбрым. Не раз рискуя жизнью на поле боя, он, кажется, не выиграл ни одной битвы, но никто не мог упрекнуть его в трусости или безрассудстве. Как государственный деятель, он вполне подходил василевсу, и с ощущением высокого чувства долга перед Богом и отечеством помогал Андронику II Палеологу во многих делах. Михаил IX был женат на армянке Марии,
