Когда прах Арсения был доставлен в Константинополь, у ворот Евгения его встретил сам патриарх Георгий с епископатом и перенес останки в храм Святой Софии [452].
Вроде бы внешнюю видимость единства ортодоксальной партии удалось сохранить. Но реакция на униатов было жесткой — по требованию зилотов, к которым присоединились городские бездельники, весь клир (!) Святой Софии отлучили от участия в богослужениях, и только на Страстную Пятницу патриарх разрешил им войти в храм, хотя никто из них не был допущен к Причастию. И это было лишь началом клерикального террора в отношении сторонников воссоединения Церквей.
Сразу после Пасхи 1283 г. состоялся еще один Собор во Влахернском храме, заранее авторизованный императором, — тот своим декретом утвердил все определения еще не начавшегося собрания. Номинальным председателем Собора считался Константинопольский патриарх Георгий Кипрский, но фактически сразу же его ведение взял в свои руки императорский духовник, Сардский епископ Андроник, строгий аскет и горячий противник унии. Поскольку почти весь епископат и остальное священство состояло ранее в унии, на Соборе численно преобладали рядовые монахи и обычные миряне, во множестве прибывшие на его заседания. Это был настоящий «суд победителей» — члены Собора судили всех униатов. Приглашалось конкретное лицо, кратко высказывалось обвинение, с подсудимых срывалось епископское облачение, других анафематствовали, а затем всех выгоняли вон. Отдельных архиереев, не желавших участвовать в этом судилище, насильно приводили на заседания Собора. Подсудимых били, оскорбляли, нисколько не принимая в расчет их возраст и сан, «и это праведные судьи, люди, посвященные в тайны Евангелия!» — восклицал летописец. Впрочем, никто из судей-зилотов не кончит жизнь своей смертью: рано или поздно все они позорно умрут [453].
Всеобщая истерия и недоверие дошли до того, что даже у Александрийского патриарха Афанасия и Антиохийского патриарха Феодосия V (1276–1285), проживавших в Константинополе, но имевших самое косвенное отношение к политике Михаила VIII Палеолога, зилоты затребовали письменного отречения от унии. С тем же требованием обратились к вдовствующей императрице Феодоре, угрожая, что в противном случае ее имя не будет поминаться на Литургии вместе с именем царственного сына Андроника II Палеолога [454].
«Дело унии» на этом не закончилось. Через 2 года, в 1285 г., решили созвать новый Собор (Влахернский), на котором повторно рассмотреть сочинения Векка об исхождении Святого Духа. Причина заключалась в том, что патриарх Георгий Кипрский очень неуютно чувствовал себя в ситуации, когда с одной стороны давили зилоты, а с другой довлел авторитет крупного богослова современности Иоанна Векка. Чтобы встать над всем этим, столичный архипастырь решил опровергнуть сочинения Векка. Патриарх надеялся, что зилоты поддержат его за желание ниспровергнуть богословские основания унии и он получит мощную поддержку самой неподатливой, но довольно многочисленной партии.
Это было тем более необходимо, что с течением времени Векк отказался от своего отречения от патриаршества, обосновывая его физическим принуждением [455]. На удивление, их желания с Векком совпали — бывший патриарх, сосланный в город Прусу и доведенный пренебрежительным отношением к себе до отчаяния, также требовал публичного разбора своих трактатов. Естественно, он хотел доказать, что его богословская точка зрения не противоречит учению Отцов Церкви.
Доложили царю — и тот дал поручение организовать Собор, пригласив на него архиереев, клириков, сенаторов и богословов. При обсуждении страсти закипели, и, отчаявшись, Иоанн Векк сам отказался от собственных сочинений, заявив, что хотя считает свое мнение верным, но ради церковного мира готов признать его ошибочным. Кроме того, добавил бывший патриарх, он всецело вверяет себя водительству Церкви — лучше быть со всеми осужденным, чем в одиночку искать спасения. Но через силу отказаться от своих сочинений не означало простить Георгия Кипрского, который очень донимал Векка; и бывший патриарх решил нанести врагу смертельный удар. Векк обратился непосредственно к царю и заявил, что мир и тишина никогда не водворятся в Церкви, пока Георгий занимает патриарший престол. Воцарилась тягостная тишина, но Андроник II поддержал своего выдвиженца, а Векка с единомышленниками сослал в крепость св. Георгия в Вифинию [456].
Влахернский Собор уникальное явление в истории Церкви. На нем впервые соборно была изучена латинская формула Символа Веры с Filioque — в пику Лионскому Собору 1274 г., на котором, как раз также впервые, Filioque было введено в разряд догматов. «Damnamus et reprobamus omnes qui negare praesumpseritant aeternaliter Spiritum Sanctum ex Patre et Filio procedure» («Проклинаем и осуждаем всех, кто осмелится отрицать, что Дух Святой исходит от Отца и Сына») [457]. «Томос», написанный лично Георгием Кипрским, по праву занимает почетное место в церковном Предании. Позднее многие богословы вполне обоснованно считали «Томос» равноценным по авторитету и значимости оросам Вселенских Соборов. Великое достижение Георгия Кипрского не только в тонком богословском разрешении сложнейшего вопроса, но и в том, что в его учении латинское понимание Троицы может быть передано в терминах, приемлемых для восточной святоотеческой традиции. Константинопольскому патриарху удалось доказать, что в определенном смысле Восток и Запад могли бы найти согласительную и приемлемую для обеих сторон формулу об исхождении Святого Духа от Сына («ex Folio»). Он открыл великолепную, увы, не использованную возможность для примирения двух Вселенских кафедр [458].
Тем не менее Георгий Кипрский не чувствовал своей победы и не ощущал торжества — в минуту окончания соборных заседаний ему так и не удалось продемонстрировать превосходства над Векком как богословом. Добровольный отказ от сочинений — не признание поражения. Оскорбленный Константинопольский патриарх решил добить врага его же оружием и, не опасаясь последствий, составил целый трактат против сочинений Иоанна Векка. Его подписал, разумеется, сам патриарх, император (по его просьбе) и многие епископы. В ответ в 1287 или 1288 г. Векк написал новое произведение, в котором доказывал еретичество Георгия Кипрского. Оценки Векка резки и категоричны.
«Нужно раскрыть, — писал он, — что глава новоявленной ереси не принадлежит к числу кровных чад Церкви, а, напротив, есть незаконный и чуждый ее заботам плод». Желая сыграть на национальной струне византийцев, Векк продолжает: «Это зло пришло к нам из-за моря, это заморский зверь, прожорливый кит, восставший от Кипра. Киприанин этот ехидный, ни перед чем не останавливающийся человек, потому ли, что привык болтать своим языком, или только для того, чтобы выместить всю злобу, изблевал много хульного, равно как немало повредил истину. Кто и кого отсекает от Церкви? Кровных ее детей, греков, отсекает незаконнорожденный островитянин, навязывающийся ей в родство. Пастырей отлучает от стада Христова волк, исключает священников из сонма священников человек, не имеющий священства. Он желает
