«По результатам социологических исследований, проведенных независимыми армейскими и гражданскими исследователями-учеными, рейтинг популярности Бориса Ельцина в Вооруженных Силах с 42 пунктов (1990 год — 1-е место) упал до 17 пунктов (1994 год — 8-е место)». Это — из «закрытого» социологического опуса. Наверное, не случайно какой-то осторожный минобороновский чиновник написал на нем: «Не для печати»… В 1995 году Верховный по уровню популярности среди военных был уже на 12-м месте…
Для меня же самый точный показатель уровня авторитетности президента в армии — откровения какого-нибудь ротного командира или корабельного мичмана в дальневосточной или северной глубинке. Если восемь войсковых офицеров из десяти костерят Ельцина, то никакими рейтингами такой правды не заменишь.
Наверное, нет в мире такого президента, нет такой власти, которыми бы народ был доволен, как говорится, на все сто. Единодушно «кормчих» люди любят только там, где им приказывают. И тем тяжелее разочарование народа, когда он видит, что жестоко ошибся в сотворенном им же кумире…
В моем архиве до сих пор хранятся ксерокопии дерзких выступлений Ельцина на пленумах ЦК КПСС во время его опалы. Эти материалы пользовались у нас на Арбате популярностью почти такой же, как партизанские листовки в период оккупации… Многие помнят и его выступления на сессиях Верховного Совета СССР. Будущий российский президент до крови драл горло за то, чтобы было введено парламентское утверждение силовых и всех прочих министров, чтобы была исключена возможность использования армии в разрешении внутригосударственных конфликтов. А как яростно он выступал против всяческих привилегий партийной и государственной номенклатуры… Куда же делся тот, бунтующий Ельцин, борец за правду и справедливость?
…Пик авторитета Ельцина в армии пришелся на тот период, когда он был грубо изгнан из состава партийной элиты и оказался на должности руководителя одного из строительных ведомств. К тому времени армия уже разочаровалась «несъедобными» лозунгами Горбачева и, наоборот, — восхищалась смелостью Ельцина, сумевшего бросить дерзкий вызов высшей партийной номенклатуре. Один из сотрудников органов военной контрразведки, полковник Александр Беляев вспоминал:
«В 1991 году в Московском гарнизоне не только младшие, но и старшие офицеры, и даже генералы не боялись открыто говорить друг с другом по телефону о том, за кого они проголосуют на выборах. Мои коллеги не однажды фиксировали случаи, когда в частях, военно-учебных заведениях, в штабах и учреждениях открыто велась агитация за Ельцина, хотя это было запрещено.
А после его победы отмечалось всеобщее ликование. По нашим каналам пошла информация, что почти 80 процентов кадровых военнослужащих и членов их семей проголосовали на открытых избирательных участках за Бориса Николаевича. Некоторые работники политуправления Московского военного округа жаловались: ЦК высказал им резкие претензии за то, что голосование в частях было пущено на самотек и что Кремль крайне недоволен результатами голосования военных в Москве…»
Генерал-майор Вячеслав Трушин, в начале 90-х — ответственный работник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, рассказывал:
«В ходе выездов наших товарищей в войска и на флоты неизменно отмечался растущий авторитет Ельцина в армии. Мы даже не знали, как об этом докладывать в ЦК КПСС. Ведь легко было предположить, что нас же обвинят в плохой агитационной работе, неумении управлять настроениями военнослужащих… Политуправления некоторых военных округов и флотов провели социологические исследования накануне выборов. Ельцин побеждал безоговорочно. Мы в Главпуре, естественно, велели результаты исследований спрятать с глаз подальше и без нашего разрешения больше никаких исследований и опросов не проводить. Но в ЦК по неведомым каналам информация все-таки просочилась, и наше начальство было вызвано «на ковер» на Старую площадь. Был большой скандал. Перед выборами ЦК нацеливало нас на то, что необходимо ненавязчиво ориентировать военных на голосование «в правильном направлении». Ясно было, что с фигурой Ельцина это направление не связывалось. Мы знали, что такая ориентировка вызовет обратный результат… Было абсолютно ясно, что армия пойдет за Ельциным…»
Уважение — вот то слово, которое, на мой взгляд, лучше всего отражает отношение армии к Ельцину в ту, «дореволюционную» пору… Но уже с лета 1991 года это отношение стало меняться. Еще зимой (особенно после вильнюсских событий) в Министерстве обороны СССР и Генеральном штабе стала бурными темпами нарастать тревога в связи с «вулканическими всплесками» суверенизации республик. Развитие событий в этом направлении означало катастрофу для Вооруженных Сил, поэтому в нашем ведомстве крайне негативно относились к политикам, инициирующим развал СССР.
Мне много раз доводилось быть свидетелем того, как после очередной поездки министра обороны СССР маршала Д. Язова в ЦК КПСС по этажам МО и ГШ тут же начинала распространяться информация о «неадекватной» позиции Ельцина в решении проблемы укрепления единого союзного государства. Такие сведения не только настораживали, но и раздражали военных людей: ведь, в сущности, «пахло» игнорированием итогов апрельского референдума, на котором народ высказался за сохранение Союза. Пожалуй, уже тогда очень многие на Арбате оказались гораздо прозорливее некоторых политиков и предвидели, что развал СССР самый большой удар нанесет по армии. В то время наша военная верхушка уже отчетливо понимала и по многим аспектам неплохо прогнозировала масштабы катастрофы… И чем дальше заходило противостояние между Горбачевым и Ельциным, тем чаще и громче высшие военные чины говорили о том, что Ельцин «ослеп» в своей ненависти к Горбачеву и потому даже там, где Горби предлагал вполне разумные вещи, Бэн «из принципа» выступал против, а порой даже провоцировал «сепаратистские» настроения среди глав республик.
Отношение к Ельцину высшего генералитета, среднего и младшего командного состава Вооруженных Сил, а за ними — и всей армии все больше становилось негативным.
Судя по информации, которую я получал в то время от офицеров, сопровождавших министра обороны СССР во время многочисленных встреч и переговоров Горбачева с республиканскими лидерами, Ельцин тогда явно и скрыто наслаждался незавидным положением президента СССР, пытавшегося спасти Союз, а заодно и свой пост. Горбачев терял стратегическое время в метаниях между теми, кто предлагал ему свои формы устройства государства на новых принципах…
Катастрофа стала особенно зримой в середине лета 1991 года. Мне хорошо запомнилось, как один из высокопоставленных чиновников, близких к аппарату министра обороны и принимавших участие в подготовке военной части переговоров, сказал однажды:
— По сути, идет борьба не Горбачева за спасение СССР, а борьба Ельцина против Горбачева…
Уже тогда образовался клан генералов, явно и скрытно примкнувших к политическому направлению во главе с Ельциным и в предчувствии падения КПСС и Союза определенно рассчитывающих на престижные должности при российском государственном дворе. Подтверждением тому был взлет генералов К. Кобеца, Е. Шапошникова, П. Грачева, Д. Волкогонова, В. Самойлова и многих других.
* * *
Августовские события в Москве, и особенно вокруг Дома российского правительства, стали новой точкой отсчета в отношениях Ельцин — армия. В высшем эшелоне военного ведомства произошло раздвоение: одна часть генералитета считала, что ГКЧП надо было действовать решительнее, а другая не видела необходимости ввода войск в столицу. Но и те, и другие сходились в одном: не было военного путча, просто очень неудачная попытка поддержать ЧП войсками.
Ельцин нарочито акцентировал внимание на том, что удалось подавить именно военный путч. У Белого дома было разыграно грандиозное шоу в честь «победы над врагами демократии» и «военной хунтой». Для «украшения» военными этой массовки нескольким десяткам генералов и полковников МО и ГШ было приказано в форме прибыть на Краснопресненскую набережную. Но больше половины из них явились туда в гражданском…
После того как на белом мраморе Минобороны кто-то огромными красными буквами написал краскопультом «Смерть военной хунте!», в форме появляться на улице стало стыдно… К тому же получалась какая-то глупость — «хунту» звали на праздник. В армии очень тонко чувствовали неискренность этого ликования. В тоже время испытывали и определенную вину за свершившееся, и раздражение из-за того, что были втянуты в политические разборки власть предержащих.
Август стал началом кадровой чистки в армии, в ходе которой самый большой удар был нанесен по генералам, на которых часто без разбору навешивали лейбл «сторонников» ГКЧП и «нелояльных». Комиссию по главе с генералом Д. Волкогоновым (военным советником российского президента) хлестко назвали «президентской». Многие на Арбате недоумевали: почему в Министерстве обороны СССР орудует комиссия, уполномоченная Ельциным, а не Горбачевым?..
