и коряками резко обострились в самом начале XVIII в. и серьезным образом отразились на судьбе анадырских юкагиров —
ходынцев и
чуванцев.
В течение ряда лет ходынцы и чуванцы принимали участие в выступлениях служилых людей против чукчей и коряков.
В 1708 г. анадырский приказчик Ефим Петров воспользовался услугами юкагиров «для усмирения» коряков Каменного и Косухина «острогов» [17]. В следующем году юкагиры и тунгусы под начальством приказчика Охотского острога Ивана Мухоплева ходили против «немирных коряков», живших, по-видимому, в районе современного Магадана. В 1714 г. юкагиры участвовали в осаде острожка олюторских коряков (около 130 юкагиров было ранено, многие получили увечья).
В челобитной, поданной чуванцем Омой Парензиным и другими юкагирами в 1714 г., говорилось: «И в прошлых годех и в нынешней службе казали-де они, юкагири, усердное радение, не щадячи своих [сил] в посылках и в строении земляных осадных острогов, и приняли они, юкагири, зимним временем от пурги мраз, а весною великой смертный голод, а от них, олютор (олюторских коряков. — В. Т.), смертное убойство и кровавые раны». Челобитье заканчивалось просьбой об освобождении от ясачного платежа и о посылке «им, юкагирям, великого государя жалования — табаку и котлов» {23}.
В 1731 г. анадырские юкагиры участвовали в карательной экспедиции против непокорных чукчей, в 1746 г. — в походе против чукчей отряда служилых людей под командой майора Павлуцкого. Он отправлял юкагиров в разведку: «маршировал по обоим сторонам вперед себя лехких иноземцев юкагирей для присмотру неприятельских приличных признаков» {24}.
Во время второго похода майора Павлуцкого против чукчей те перебили группу чуванцев вместе с женами и детьми. Это произошло в 15 или 20 км от Анадырского острога возле сопки, которая с тех пор называется Юкагирской.
В 1753 г. чукчи на стойбище юкагира Ивана Ефремова, жившего возле Чекаева урочища на Анадыре, убили четырех взрослых мужчин, а семь мальчиков-подростков, 17 женщин и девочек забрали в плен. Чукчи захватили юрты, нарты и оленей. В 1754 г. со стойбища чуванцев на реке Налуче, неподалеку от Анадырского острога, чукчи увели 853 оленя;
В 1770 г., после того как царская администрация, отчаявшаяся сломить сопротивление чукчей, упразднила Анадырский острог, часть безоленных чуванцев и ходынцев ушла вместе с русскими жителями острова на нижнюю Колыму, а часть перебралась на Охотское побережье под защиту гарнизона Гижигинской крепости.
Большинство оленных чуванцев и ходынцев в конце XVIII в. ушло в горы, с которых берут начало Анадырь и правые притоки Колымы — Большой и Малый Анюи. Там они стали кочевать с коряками-оленеводами и постепенно утратили свой язык и обычаи.
Когда царское правительство оставило чукчей в покое, те перестали преследовать юкагиров, и между обоими народами восстановились добрососедские отношения.
В первой половине XIX в. некоторые чуванцы и ходынцы вернулись с Колымы обратно на Анадырь. Но к этому времени они были уже почти полностью обруселыми…
Чукчи, коряки, чуванцы и ходынцы начали сообща осваивать северо-западную часть Чукотки, вели меновую торговлю и вступали во взаимные браки. Священник Андрей Аргентов, побывавший в 40-х годах прошлого века у чукчей на реке Чаун, сообщал о большом числе смешанных чукотско-юкагирских семей.
Таким образом, во второй половине XIX в. и в начале XX в. в бассейне Анадыря оказались две группы чуванцев и административно слитых с ними ходынцев [18]: группа оленеводов, кочевавшая в верхней части Анадыря и говорившая на корякском и чукотском языках, и группа оседлых рыболовов в средней части Анадыря, пользовавшаяся своеобразным говором «колымчан» — потомков служилых людей XVII–XVIII вв.
Когда я в 1973 г. попал на Анадырь, меня увлекла мысль отыскать хотя бы одного чуванца, знающего юкагирский язык. Затея была чистой фантазией, потому что еще за сто лет до меня Г. Л. Майделю с трудом удалось записать там всего несколько юкагирских текстов. Я это знал, но местные жители, в том числе русские старожилы, сумели заронить во мне искру надежды…
Согласно информации, полученной от В. А. Гунченко из поселка Марково, который в начале 1930-х годов работал учителем в поселке Еропол [19] (на одноименном притоке Анадыря), там жили как оседлые, так и кочевые чуванцы. Все они говорили по-русски, но старики знали якобы и свой родной язык — мягкий, певучий, в котором слышалось много л и совсем мало р…
Заинтригованный, я познакомился с несколькими марковскими чуванцами — бывшими обитателями Еропола и записал от них целый ряд слов, но все слова оказались чукотскими или корякскими.
На мой недоуменный вопрос чуванец Н. Ф. Шитиков заметил: «Корякский и чувавский языки очень близки — они различаются лишь окончаниями слов…».
Но ведь, судя по записям Майделя, у чуванцсв был язык, совершенно не похожий на корякский!.. В общем за родной язык марковские чуванцы принимали уже почти забытый ими корякский. Он действительно более «мягкий», чем близкий ему чукотский. Например, чукчи называют свое кочевое жилище яранга, а коряки — яяна…
С анадырским юкагиром, дед и отец которого знали родной язык, я познакомился в поселке Ваеги на реке Майн. Это был Г. А. Борисов, сам говоривший только по-русски.
Своего среднего сына Борисов назвал Тэки (Текки) Одулок, что, по его мнению, означает в переводе с юкагирского «Сын Большого Озера» (официальное имя мальчика— Андрей). Дед говорил Борисову, что так называлось на Колыме большое, сильное племя юкагиров. «Тэки, — уточняет Борисов, — значит «сын», а одулок — «озеро», — и неожиданно добавляет, — одул, по-нашему — «могущественный человек» (аналогичным образом толковал это слово В. И. Иохельсон).
Я рассказал Борисову о Николае Ивановиче Спиридонове — юкагирском писателе и ученом, подписывавшем свои литературные произведения псевдонимом Текки Одулок, о современном писателе-юкагире Семене Курилове и его романе «Ханидо и Халерха» [20]. Борисов вдруг оживился: «Ханидо — по-юкагирски «орленок», халерха — «чайка». Он когда-то слышал эти слова от отца или деда. Мы попрощались. Борисов обещал, что постарается припомнить все о своих юкагирских предках, что напишет Курилову…
«МОЯ БАБУШКА — ЧУВАНОЧКА»
Теперь переберемся в низовья Колымы — еще до прихода анадырских чуванцев достаточно плотно, по северным масштабам, заселенный край. Здесь, преимущественно в Нижнеколымске и Походске, во второй половине XVIII в. жили русские солдаты, юкагиры-омоки и русско-юкагирские метисы: поскольку русские женщины составляли только треть пришлого населения, русские мужчины довольно часто женились на юкагирках. В результате обитатели бассейна нижней Колымы быстро сплавились в единую этнографическую группу с русским языком и синкретической культурой.
В начале XIX в. иркутский исследователь М. М. Геденштром отмечал, что «сидячие» юкагиры на нижней Колыме, Омолоне и обоих Анюях (Большом и Малом) «как в образе жизни, так и языком нисколько от русских не разнствуют. Юкагирский язык большая часть из них совсем забыла» {25}.
