Сплав леса по рекам зависел от подъема уровня воды при весеннем таянии снега. В порты, по крайней мере в Квебек, лес доставлялся только летом и осенью. Работа лесопилок, использовавших силу воды, также зависела от времени года.
Облик отрасли обусловливали и регламентации. И хотя в разных колониях они различались, повсюду существовала тенденция ограничивать и регулировать индивидуальный доступ дровосеков в леса. Имперские законы XVIII в., целью которых было сохранить мачтовый лес для Королевского военно-морского флота, оказались архаичными и неэффективными в условиях интенсивного заселения территорий и роста рынка сбыта древесины. К середине 1820-х гг. для рубки деревьев на принадлежавших Короне землях нужно было приобрести лицензию. За небольшую плату, вызывавшую тем не менее глубокое недовольство, дровосеки получали право за определенное время вырубить оговоренное количество леса на том или ином участке общественных владений.
Когда лесная отрасль только начинала развиваться, в колониях уже существовал рынок сбыта леса, хорошая древесина имелась в достатке, и требовался небольшой капитал для заготовки пиломатериалов. В отрасли доминировали семейные группы и товарищества, объединявшие по три-шесть человек, и, возможно, фермеры, заинтересованные в том, чтобы поработать в окрестных лесах в межсезонье. Эти предприятия, часто работавшие непостоянно, обычно производили от 20 до 200 т древесины в год и продавали ее местным владельцам складов за наличные или в кредит. Лесозаготовительная деятельность часто тесно совмещалась с другими хозяйственными работами в сельской местности, как это точно показывает дневник, который вел в 1818 г. фермер из Нью-Брансуика Уильям Дибли. После нескольких записей, относившихся к январю-марту, где говорилось о деятельности его сыновей Джека и Уильяма, рубивших в то время лес, Дибли пишет:
«Апрель 1. День всех дураков <…> Слишком холодно для сока — мальчики занимаются лесоматериалами — Фред [еще один сын] и Кетчум [соседский юноша] находятся в лагере, где варят сахар [228], — с полудня Фред перевозит лесоматериалы — я плел бечеву для длинной сети.
Апрель 3. <…> Прошлую ночь выпал снег в 3 дюйма толщиной <…> Мальчики занимаются лесоматериалами — плохая весна.
Апрель 4. <…> Мальчики теперь разливают (сахарный сироп. — Ред.) так быстро, как могут — сок теперь бежит понемногу.
Апрель 30. Высадил некоторое количество репчатого лука. Посеял немного салата-латука и перечной травы. Уил и Фред перевозят лесоматериалы. Мальчики приводят в порядок луг и чинят ограду».
Такая неформальная, легко доступная отрасль, которая связывала поселенцев через посредничество владельцев складов и местных купцов из местных портов с находившимися на другой стороне Атлантики торговыми домами, была важным дополнением к жизни фермеров.
Перемены стали ощущаться со второй четверти XIX в., когда крупные предприниматели усилили контроль над этой отраслью экономики. Новации, которые они осуществляли, были вызваны ростом капиталовложений в лесную промышленность, обусловленным необходимостью осваивать отдаленные и труднодоступные районы, а также многообразием заготовляемых лесоматериалов. Одновременно более высокие цены на лицензии и ужесточение контроля во владениях Короны (ограничивавшее незаконную вырубку) привели к росту стоимости эксплуатации лесных ресурсов: была повышена цена на лицензии и ужесточены правила пользования казенными лесными угодьями с целью сокращения нелегальной вырубки. Конкуренция и цикличные бумы и спады, терзавшие отрасль, были особенно вредны для мелких, независимых предпринимателей. Совокупность этих факторов вытесняла из лесной отрасли небольшие семейные предприятия, открывая путь немногочисленным могущественным компаниям к коммерческой интеграции.
В отличие от рыболовства и торговли пушниной лесная заготовка лесоматериалов в значительной степени способствовала росту инвестиций в колонии и их развитию. Она стимулировала иммиграцию в Северную Америку, удешевив трансатлантический переезд на судах, возивших лес в Британию, поскольку в противном случае обратно они шли бы без груза. В судостроении, которое развивалось бок о бок с лесозаготовками и создало большую часть флота, перевозившего лес через Атлантический океан, в городе Квебек только в 1825 г. было занято более 3,3 тыс. человек. В лесной отрасли трудились многие тысячи работников: они рубили лес, занимались его транспортировкой, сортировали древесину и грузили ее на корабли. Потребность лагерей дровосеков в сене и продовольствии стимулировала развитие земледелия. Бесчисленное количество небольших по объему поставок осуществляли местные фермеры, которые возили зимой на лесные делянки сено, овес и другой провиант. Большое количество овса, говядины, свинины и домашнего скота поставляли лесорубам на реке Мирамиши фермеры с Острова Принца Эдуарда; из Квебека мука высшего сорта, свинина, разрубленные на четвертины говяжьи туши, сливочное масло, сухари и другие продукты шли на пропитание «множества людей в Лесах» северной части Нью-Брансуика.
«Стремление к безгрешности и умиротворению?»
Англичане, посещавшие колонии, часто называли местных фермеров неряшливыми. Привыкшие к рачительному, во все большей степени «научному» земледелию у себя на родине, они ужасалась при виде домашнего скота, объедавшего в лесу ветки, неубранного навоза или пшеницы, посеянной среди пней. Многие сокрушались по поводу широко распространенной в колониях практики год за годом чередовать на одних и тех же полях посевы пшеницы и землю под паром, поскольку это непременно истощает почву. В действительности такие простые и доступные методы, применявшиеся в большей части Британской Северной Америки, вполне соответствовали местным условиям, о чем большинство людей, посещавших эти колонии, едва ли догадывалось. Земля здесь была относительно дешевой, капитала — в дефиците, а рабочих рук не хватало, и они стоили дорого.
Создать ферму в колонии было очень трудно. Вся земля там находилась в плену лесов, и освободить ее от деревьев можно было только с помощью непосильного труда. За год энергичный поселенец мог расчистить участок в лучшем случае площадью примерно 4 акра; по мере расширения маленькой фермы у него появлялись другие занятия и снижались темпы трудов по расчистке земли. Кроме того, расчищенная земля быстро зарастала сорняками и молодыми деревьями, постоянно напоминая о том, что все достигнутые тяжким трудом успехи могут быстро исчезнуть. Палатка, примитивный шалаш из веток или грубо сколоченная хижина без окон часто становились первым домом поселенцев — мужчин и женщин — на новой земле. Когда это жилище заменялось чем-то лучшим — чаще всего бревенчатой хижиной, — она в основном была маленькой и очень простой. Многие такие дома не имели фундамента, полы в них были земляные, а размеры составляли не больше 5×7 м (16×25 футов). Эти одноэтажные жилища, обогреваемые очагом, на котором также готовилась еда, были, как правило, дымными, насквозь продуваемыми и темными. Обставлены они были скудно и нисколько не спасали от мошки и комаров, которые водились в изобилии. Каркасные дома были гораздо просторнее, но они стоили в пять-десять раз дороже хорошо построенных бревенчатых хижин и встречались относительно редко в недавно заселенных областях колонии.
Топор и вол (которого предпочитали лошади за силу) были
