улучшение породы скота, ни те неимоверные усилия, которые были затрачены в 1820-х гг. на то, чтобы «недосягаемая наука облагородила труды пахаря», не привели к тому уровню коммерциализации и к усовершенствованию сельского хозяйства, на которые рассчитывали сторонники этих мер. «Я никогда не видел и даже не слышал рассказов о другой такой стране, где бы имелось столько же естественных преимуществ, как здесь», — объявил коробейнику-янки Слик, сетуя на то, что местное население, прозванное им «синие носы» (Bluenoses) [230], «либо спит, либо не видит этих преимуществ». Жителям Новой Шотландии недостает трех качеств — «Трудолюбия, Предприимчивости, Хозяйственности», поэтому, продолжил Слик, им следовало бы иметь «на гербе <…> Сову» и надпись: «
Она спит всю жизнь напролет» в качестве девиза.
Описывая Нижнюю Канаду, комментаторы начала XIX в. также сокрушались по поводу той неторопливости, с какой велось традиционное сельское хозяйство. Однако в этом уже давно заселенном регионе, где фермы заняли все плодородные земли долины реки Св. Лаврентия, заходя на более бедные почвы Канадского щита, характер сельской жизни и ее проблемы были иными. В течение последних четырех десятилетий XVIII в. растущее население расчищало новые земли в сеньориях, расположенных в долинах, с поразительной скоростью. В 1790-е гг. доступ к рынкам Вест-Индии и рост цен в Англии стимулировали развитие местного земледелия, и квебекские купцы рассылали по долине агентов, чтобы они «скупали все зерно, которое не было нужно самим фермерам для пропитания». Сельская местность Нижняя Канада процветала, так что многие франкоканадцы, по заявлению заместителя главного почтмейстера провинции Джорджа Хериота, стали «отказываться от старинного костюма и пристрастились к европейским промышленным товарам и платью». И хотя земледелие, основанное на простом двух- или трехлетнем цикле севооборота, при котором доминировали пшеница и пастбища, представлялось европейским визитерам предельно неэффективным, к 1802 г. экспорт пшеницы по стоимости соперничал с экспортом пушнины. И лишь в последующие годы он стремительно сократился. Быстро растущее внутреннее потребление уменьшало количество пшеницы, предназначенной для экспорта, а необходимость расселять новые семьи заставляла постоянно делить старые сеньориальные земли на все более мелкие участки. Снижение урожаев из-за обильного зарастания полей чертополохом и прочими сорняками, что ухудшало качество росшей на них пшеницы и изготовленной из нее муки, а также увеличение плотности населения побуждали фермеров диверсифицировать производство. Они стали сажать все больше картофеля, который к концу 1820-х гг. составлял почти половину всего урожая. Свинина вновь стала неотъемлемой частью рациона абитанов, и к 1840 г. экстенсивное натуральное хозяйство смешанного типа стало нормой в Нижней Канаде. Абитаны из перенаселенных сеньорий, из которых небольшое, но постоянное количество эмигрантов уже выехало в Соединенные Штаты в поисках лучшей доли, старались собственноручно выращивать все, что было необходимо для удовлетворения своих нужд. Уровень жизни в сельской местности Нижней Канады в XVIII–XIX вв. всегда был низким.
Рыболовство, торговля пушниной, лесозаготовки и земледелие — виды хозяйственной деятельности, каждый из которых отличался собственной, вполне четкой цикличностью, методами и приемами работы; они влияли на жизнь в Британской Северной Америке. Однако необходимо помнить, что люди живут в конкретных местах, что каждое сообщество имеет специфический набор видов деятельности и что условия их повседневного существования создаются отдельными людьми и социальными группами, которые в течение определенного времени используют имеющиеся различные возможности, решая при этом возникающие проблемы. Только пристально всмотревшись в местный быт, мы можем хоть в какой-то мере постигнуть богатство и разнообразие того мира, в котором жили, любили, трудились, развлекались, надеялись и приходили в отчаяние, боролись и побеждали жители Британской Северной Америки. Мы полагаем, что лишь таким образом можно извлечь из призрачного небытия прошлого жизнь обычных колонистов, сделав их понятнее современным читателям, имеющим свой жизненный опыт, далеких от тех людей, кто в меру собственных сил вносил лепту в развитие страны в ранний колониальный период.
В начале 1760-х гг. Теофиль и Фелиситэ Аллер жили в скромном доме на берегу реки Ришельё в приходе и сеньории Сент-Урс. Их относительно небольшая по местным понятиям ферма имела всего лишь 100 м (110 ярдов) в ширину, прямо по берегу реки, но в длину участок был в 15 раз больше, простираясь на запад примерно на 730 м (800 ярдов) от берега реки. Аллеры расчистили землю, сохранив на остальном наделе лес и кустарник, которые большую часть года давали им дрова, материалы для строительства изгородей и другие стройматериалы, а также фураж для домашнего скота. Грубые ограды делили 27 арпанов принадлежавшей Аллерам расчищенной земли (примерно 23 акра, или 9 гектаров) на огород (0,6 арпана), луг (приблизительно 7,4 арпана) и пашню (19 арпанов), половина которой оставалась под паром. И хотя Теофиль каждый год засевал свой участок по-разному и собирал разные урожаи, пшеница (две трети урожая), овес (вероятно, четверть урожая) и горох были у него основными культурами. В 1765 г. учетчик при переписи насчитал у него в собственности две лошади, две коровы, две овцы и две свиньи. В действительности это означало, что ферма едва обеспечивала пропитанием Теофиля, Фелиситэ, их маленьких детей (которых к 1767 г. было трое) и двух старших дочерей от прежних браков. По сравнению с большинством своих соседей Аллеры жили в трудных условиях.
Несколько бóльшие по размерам, но в целом точно такие же фермы выстроились в ряд по обоим берегам реки выше и ниже по течению от того места, где стоял дом Аллеров. Вниз по течению линия поселения выходила за пределы прихода Сент-Урс, пролегая по низинной песчаной почве соседнего прихода Сорель вплоть до слияния рек Ришельё и Св. Лаврентия, а вверх по течению она доходила до плодородных земель прихода Сен-Дени. В общей сложности в этих трех приходах в 1765 г. проживали 1750 человек. В нижнем течении реки Ришельё дома располагались настолько близко друг к другу, что соседи могли громко переговариваться, находясь у входных дверей. То здесь, то там образовывались крохотные деревеньки, в которых 6—12 домовладений окружали церквушку. Большинство этих жилищ были похожи на хижину Теофиля и Фелиситэ, хотя их домик был, возможно, одним из самых маленьких: длина каждой стены была чуть больше 5 м (16 футов). Он был построен традиционным способом (pièсе-sur-pièсе) — из горизонтальных подогнанных друг к другу тесаных прямоугольных брусьев — и представлял собой простую лачугу. Единственная комната могла занимать весь первый этаж строения; здесь на открытом огне Фелиситэ готовила еду, семейство трапезничало и спали Теофиль с женой. На чердаке над этой комнатой хранились продукты и, по всей видимости, там же спали дети. Мебели было мало. Хотя большинство семей, вероятно, имело
